Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Наталья Павленкова: «Может, я артистка не самая лучшая, но так, как я, не сыграет никто»
«Как-то пожаловалась Теодоросу: вот, репетирую Шекспира со студентами, не знаю, что получится. Он ответил: «Ты не знаешь? Да все ты понимаешь. Помни только, в трагедии один закон — никогда не разговаривай со зрительным залом. Забудь, только с Богом!» А мы же всегда стремимся повернуться лицом к зрителю. Простая, казалось бы, вещь, но так переворачивает все у тебя внутри — тело, мозги, подачу».
— Наталья Николаевна, не так часто вы соглашаетесь дать интервью. Поэтому начну с вопроса о том, как решили стать актрисой.
— Все остальное получалось у меня хуже, хотя пыталась заниматься разными вещами. Я родилась в городе Горьком, теперь это Нижний Новгород. Сначала мама привела меня в бассейн, я там страшно мерзла и очень хотела есть. От бассейна вскоре отказалась и пошла на гимнастику. После первой тренировки мышцы болели так, что подумала: зачем мне это надо, сколько еще ходить на цыпочках, чтобы освоить красивые упражнения? Ушла. Через какое-то время попросилась в кружок рисования. Там сразу стало ясно, что я рисую хуже всех. Понимала: надо искать что-то другое.
И в итоге пришла в школьный драмкружок — так, стихи почитать. Его вела старшеклассница, и что-то она во мне разглядела, сказала: «Я должна отвести тебя к своему педагогу во Дворец пионеров». И тут я наконец-то вошла в свою реку. Руководитель театральной студии Лариса Николаевна Лебедева сразу задействовала меня в сказке, нас тогда еще и показало горьковское телевидение. Поскольку Лариса Николаевна преподавала сценическую речь в нашем театральном училище, предложила: «Давай, детка, готовиться к поступлению». Я с большим энтузиазмом взялась за дело, но в глубине души сомневалась: где я, а где театральное училище? Актерская профессия для людей из каких-то других семей, моя — очень простая.
— Чем занимались ваши родители?
— Мама в основном домом, периодически где-то подрабатывала: шла то пол помыть в библиотеке, то посидеть в лифтерке. На ней были дом, мой младший брат Миша, я. В мамины обязанности входило пироги печь, готовить, убирать, огород копать на наших сотках. Папа работал водителем на лесовозе, потом окончил техникум, руководил мелиорацией в совхозе в пригороде.
Когда я объявила родителям, что намерена поступать в театральное училище, они сразу сказали решительное «нет»:
— Ты чего, Наташа, какое театральное?
Тогда я выдала угрозу:
— Если вы меня не пустите, уеду на БАМ.
Это прозвучало настолько убедительно, будто в свои 15 лет сбегу в стройотряд, что папа с мамой сдались. Мама сказала:
— Да пусть идет, кто ее туда примет?
— С чем поступали?
— Поскольку я тогда была худая, маленькая, с торчащими коленками, читала стихотворение Агнии Барто: «Было лето, пели птички... Павлик ехал в электричке», а еще монолог Наташи Ростовой и басню «Две собаки» — небогатый репертуар. Помню, как члены приемной комиссии засмеялись, обрадовалась: наверное, они видят во мне способности. Один спросил:
— А кто твоя любимая артистка?
И я, такой щенок с бантиками, выпалила:
— Нонна Мордюкова!
Им стало еще смешнее, и меня приняли. А Мордюкова по сей день остается для меня недосягаемой вершиной, мощнейшим талантом.
— Как вас видели ваши мастера?
— Руководил курсом мой любимейший Борис Абрамович Наравцевич, не бывает дня, чтобы я о нем не вспоминала. Вторым педагогом стала Рива Яковлевна Левите, мама Жени Дворжецкого. С Женей мы дружили с детства, он прибегал за меня болеть, когда поступала, а я не смела спросить, как его мама высказывалась о моих способностях, считала, что неприлично.
Меня педагоги видели инженю, молодой героиней. На втором курсе я уже выходила на сцену горьковского ТЮЗа, где Борис Абрамович был главным режиссером. Там поставили мюзикл «Дюймовочка», где я играла заглавную героиню, со страху пела, семь потов с меня сходило. Смеюсь над собой: я не певица вообще, не такая, как моя подруга Оля Лапшина, я и за столом промолчу. Но получается так, что постоянно получаю роли, где приходится петь. Нашими дипломными спектаклями стали «Пять вечеров» и «Обыкновенное чудо», где я играла принцессу, а мой прекрасный партнер Андрюша Ильин — Медведя.
Вообще собрался очень сильный курс, нас правильно замесили педагоги. Мне было так приятно читать большое интервью Андрея, где он говорил, что лучшим в его жизни режиссером стал Борис Абрамович Наравцевич. Многие наши однокурсники работают в профессии: и Сережа Земцов в Школе-студии МХАТ, и Юра и Таня Шайхисламовы в театре «У Никитских ворот», и Андрей Шарков в БДТ...
После училища меня приняли в Горьковский академический театр драмы, проработала там полгода и ощутила перспективу: какие-то роли будут. А что дальше? Замуж, дети, шесть соток и квасить на зиму капусту? Я хотела расти, но поняла, что мне тут тесновато, надо ехать в Москву.
Мы с Андрюшей Ильиным ездили показываться в столичный ТЮЗ, два цыпленка с дипломами артистов, нам казалось, мы настолько хороши, что возьмут сразу. Театром тогда руководил Юрий Жигульский, и нас даже не пропустили дальше служебного входа: идите, мол, отсюда с богом.
Но в Горьковское театральное училище председателем экзаменационной комиссии приезжал ректор Школы-студии МХАТ Вениамин Захарович Радомысленский. На нашем курсе он выделил пять человек, меня в том числе, пригласил: «Приезжайте, Виктор Монюков набирает студентов, вы будете у него учиться». То есть дал гарантию, справку, что нас возьмут. Но Ильин и Шайхисламов отправились работать в Ригу, Ира Бурунова решила вообще не ехать: только закончили — и опять учиться? Меня это не пугало, учиться было весело. Тебя все любят, все хотят в тебе что-то отрастить, в голову вложить, радуются твоим успехам, все на тебе сконцентрированы. Сегодня цитирую своим студентам Островского: «Уж так меня никто любить не будет». Я за своими детьми так не следила, как за учениками: как он там вдруг задышал? В итоге ехать в Москву решились я и Сережа Земцов.
— Как вы оказались в Щукинском училище? Почему не сложилось со Школой-студией?
— Потому что встречать меня на вокзал пришел Женя Дворжецкий. Он оканчивал первый курс Щукинского, мы крепко дружили. Встретил с юмором:
— Ну что, все-таки приперлась, Дунька, в Европу?
— Да, — говорю, — Дунька не Дунька, сейчас предъявлю свою справку и стану учиться в Школе-студии МХАТ.
— Какой еще МХАТ?! — сказал Женька. — Как это, я буду в «Щуке», а ты во МХАТе? Ты чего, у нас прекрасный педагог Катин-Ярцев набирает студентов, это лучшее, что может быть.
— А ничего, что мне придется поступать к нему на общих основаниях?
— А ты разве не поступишь? Короче, — говорит, — иди в свой МХАТ, я тебя туда не поведу.
А я не представляю, куда идти. Стою с чемоданом, с поезда, где ночь провела в плацкарте, и не знаю, как поступить. В итоге отправилась с Женькой в «Щуку». На прослушиваниях сидела Людмила Максакова, помню только красивую блузку и красивую женщину, с флером из какой-то другой жизни. Почитала ей. Она удивилась, что я дипломированная артистка, пошла, поговорила с Катиным-Ярцевым, он тоже меня послушал и сказал: «Приезжай сразу на третий тур». Так я стала студенткой Щукинского училища.
Юрий Васильевич никогда никого не выделял, на меня смотрел со своим фирменным хитреньким прищуром. Однажды бросил такую фразу: «Ну что, кошка, все гуляешь сама по себе?» До сих пор ее расшифровываю. И с огромной любовью и благодарностью вспоминаю своих преподавателей, особенно Владимира Владимировича Иванова и педагога по художественному чтению Аду Васильевну Пушкину.
Дипломный спектакль «Лисистрата», где я сыграла заглавную роль, поставил режиссер Андрей Мекке, который сегодня живет в Германии. Он был хорошо сделан, мы играли с удовольствием.
— Почему вас не взяли в Вахтанговский?
— Не только меня. По неизвестным причинам, потому что кто-то с кем-то не дружил, наш курс даже не показывался в Вахтанговский.
Ну а дальше «Лисистрату» пришел смотреть главный режиссер Московского Нового драматического театра Виталий Викторович Ланской. После спектакля сказал: «Я тебя беру».
— Как сложилась ваша творческая жизнь в театре?
— Ланской меня любил, ему все во мне нравилось, ему хотелось что-то со мной ставить. Чего обычно боятся в театре: если режиссер что-то предлагает или все время занимает тебя в своих постановках, значит, ты обязана его «отблагодарить». За всю свою жизнь я ни разу не столкнулась с харассментом, чтобы кто-то потребовал: на экран — через диван. Никогда!
Еще брали в Театр на Малой Бронной, но не сложилось: у меня не было московской прописки. Ланской выбил мне, как сейчас говорят, временную регистрацию. Прописали в общежитии театра неподалеку от железнодорожной станции Лось, выделили там комнату. Театр по сей день находится в конце Ярославского шоссе. Добираться туда сложно, метро до сих пор нет.
— Долго там проработали?
— Сезона четыре. Сложилась хорошая труппа, увы, сегодня многих уже нет с нами. Я рано стала хоронить своих друзей. Жизнь в эпоху перемен оказалась какой-то недолгой. Когда прочитала китайскую мудрость «Не дай вам, боже, жить в эпоху перемен», подумала, что не могу с этим согласиться: мне так интересно жить! У меня нет никакого негатива по отношению к лихим девяностым, мне нравится это время, когда стали открываться форточки и впускать свежий воздух. Никогда не думала, что смогу побывать в Австралии, Америке. Меня в Болгарию-то не пустили — не прошла парткомиссию, которой показалось, что я недостаточно глубоко освоила речи тогдашнего руководителя страны Тодора Живкова. А мне так хотелось поехать и привезти наконец себе приличные кроссовки и джинсы!
Мои друзья не погибали от бандитских пуль или передоза. Однокурсника Мишу Семенова, которому было всего 33, сразил инфаркт. Женя Дворжецкий разбился в автокатастрофе, Саша Ливанов, перебравшийся в Лондон, в 40 лет сгорел от онкологии, так же как Маша Зубарева и Ира Метлицкая... Помню их всех, таких лиц сегодня почти нет...
— В связи с чем вы перешли в Театр имени Станиславского?
— Ланской ушел из Нового и забрал меня с собой. В Новом начались протесты, бунт случился не только во МХАТе. Виталию Викторовичу высказывали на собраниях труппы, будто довел театр до ручки и персонально виноват в том, что к нам никто не ходит. Он не стал оправдываться, держаться за место и уволился.
Главный режиссер Театра имени Станиславского Сандро Товстоногов пригласил его поставить спектакль. Ланской сказал:
— Хочу взять на главную роль артистку Павленкову.
Товстоногов возражал:
— У нас тоже есть хорошие артистки, попробуйте их.
Ланской попробовал и снова пришел к Сандро. Тот махнул рукой: «Ну ведите вашу Павленкову, посмотрим, что она за актриса». Посмотрел и предложил: «Приходите работать в наш театр».
— В свое время Наталья Варлей рассказывала, что этот театр, атмосфера в труппе оставили у нее самые негативные воспоминания. Как приняли вас?