«Таргет консервирует экономику, а нам нужны изменения»
Главный научный сотрудник Института экономики РАН и Института проблем развития науки РАН Олег Сухарев — о росте экономики выше и ниже потенциала, о начинающейся в России рецессии и о том, как ее избежать
На фоне намечающейся рецессии дискуссия вокруг чрезвычайно жесткой денежно-кредитной политики Банка России обостряется все сильнее. От заседания совета директоров 6 июня ждут снижения ключевой ставки хотя бы на 1 п. п., но на фоне замедляющейся инфляции инфляционные ожидания растут, а регулятор неоднократно говорил, что ориентируется в своих действиях на ожидания.
Рассказать о текущей ситуации, о роли в ней монетарной политики ЦБ и об альтернативном варианте — как за счет диверсификации ключевой ставки и синхронизации ДКП с промышленной политикой избежать рецессии — мы попросили главного научного сотрудника Института экономики РАН и Института проблем развития науки РАН Олега Сухарева.
Олег Сухарев — известный специалист в области институциональной экономики, макроэкономической политики и теории экономического роста, он внес свой вклад в создание нового научного направления «экономика технологий». Олег Сергеевич является представителем научной школы академика Сергея Глазьева.
— Мы уже получили спад в экономике в первом квартале и, по многим прогнозам, получим во втором. А спад два квартала подряд — это уже классическое определение рецессии. Насколько достоверна эта картина, по вашей оценке, и увидим ли мы снижение ВВП по итогам года?
— Если не будет принят ряд мер, вполне реально получить и снижение ВВП по итогам года. Чрезвычайно жесткая монетарная политика, которая держится уже два с небольшим года (и повторялась многократно в истории России за последние тридцать лет), оказывается сильнее стимулирования со стороны отраслевой бюджетной политики, которая обеспечила нам рост 2023 и 2024 годов. Стоит отметить, что рецессионные явления для российской экономики вполне прогнозировались. Столь высокая процентная ставка, удерживаемая так долго, блокирует подключение кредитных возможностей.
Даже если инвестирование происходит за счет собственных средств, а не за счет кредита, процесс упирается в нехватку этих средств, что в конечном счете провоцирует повышение цен. Причем кредитование отсекается в том числе для пополнения оборотных средств. Это, естественно, вызывает финансовые трудности, что сначала приводит к торможению производства, а потом может привести и к его сокращению с вытекающим увольнением сотрудников и в итоге к полномасштабной рецессии.
Причем объяснение, что у нас все инвестиции осуществляются за счет собственных средств, а не за счет кредита, и что высокая процентная ставка не оказывают влияния на инвестиции, научно не обосновано. Чтобы расширить инвестиции, зависимые от собственных средств, нужно получить собственные средства (нарастить их), а это означает либо увеличить производство, что проблематично при трудностях с оборотными средствами, либо повысить цену — что и происходит.
— Однако Банк России часто прибегает именно к этому аргументу. Он неправ?
— Процентная ставка влияет на инвестирование, сокращая его. Но высокая процентная ставка еще и угнетает потребление, то есть сдавливает платежеспособный спрос, и этот канал усиливает негативное влияние, связанное с недоинвестированием. Оба канала — снижение спроса и инвестиций — усиливают друг друга и работают исключительно на снижение ВВП. Если ничего не предпринимать, рост экономики сначала притормаживается, а в конце концов становится отрицательным.
Здесь я бы хотел вспомнить замечательную статью нобелевского лауреата по экономике Пола Кругмана «Депрессии — это нечто иное». Она переведена на русский язык. Он в ней дал интересное определение депрессии (продолжительный экономический спад, который является результатом снижения экономической активности. — «Монокль»). Пол Кругман написал, что депрессия — это развитие экономики ниже своих потенциальных возможностей. Если следовать этому определению, то Россия почти никогда и не выходила из депрессии.
Без инновация, но с инфляцией
— В свежем опросе ЦБ говорится, что ожидаемые средние темпы роста потенциального ВВП России (максимальный уровень, который экономика может достичь при полной занятости ресурсов) в 2028–2032 годах составят 1,2–2,4 процента. Если я правильно помню, в предыдущие годы различные экономисты оценивали текущий уровень этого показателя в 1,5–2 процента.
— Давайте не о максимальном уровне (потенциальном ВВП) рассуждать, а о реальном. Стабильно мы начали превосходить темп в три процента только в 2023–2024 годах. И когда начала проводиться жесткая монетарная политика, ряд экономистов, включая и вашего покорного слугу, предупреждали, что в конце концов она приведет к рецессии. Такая же политика (похожая по стилистике) проводилась с 2009 года, и к 2015 году она втащила страну в рецессию.
В отличие от того периода к текущему моменту были внесены изменения в налоговую систему, есть различные преференции и стимулы для реального сектора. Но сработают они или нет — это большой вопрос. В классической капиталистической экономике очень важно, чтобы работал кредит, чтобы банковская система активно работала с реальным сектором, с промышленностью, с обработкой — кредитовала, авансировала развитие и инновации. Об инновациях много говорится, но они не пойдут, если не будет авансового капитала. С такими процентами по кредитам, как сейчас, предприятиям, реальному сектору, обработке не до инноваций — выжить бы. Им и оборотные средства для обеспечения текущей деятельности сейчас сложно получить, что же говорить об инновациях. Поэтому, по сути, и замерла в 2024 году инновационная динамика, а это уже стагнационный симптом.
Обычно любая инновация является редким благом, а редкое благо требует особых ресурсов, знаний, интеллекта, часто НИОКР, а это все затратные вещи. Поэтому цена на инновационные блага, будь то инновационный продукт или новая технология, высокая. Соответственно, инновационная динамика формирует повышательную динамику цен, потому что она создает, генерирует редкие товары.
При этом сейчас у нас кредит обрезан, а собственные средства ориентируются только на текущую ситуацию. Профинансировать серьезные инновации становится невозможно.
— Неужели все так плохо?