Диван как продукт неуемной творческой энергии и всероссийской кооперации
Российская мебельная фабрика Gliver производит диваны по собственной уникальной технологии, которая дает возможность изобретать новые продукты до бесконечности и опережать конкурентов
«Хочется сделать что-то такое, чего никто не делал», — говорит в интервью «Моноклю» сооснователь и генеральный директор мебельной фабрики Gliver Сергей Домрачев. И в этом «хочется» суть предпринимательской энергии, которая, по Шумпетеру, превращается в бесконечный поток инноваций.
В последние годы возможности российского бизнеса проявить свой инновационный подход к делу, особенно в потребительском секторе, резко возросли: после ухода иностранных компаний многие рыночные ниши стали просторнее. Негласный «конкурс русских инноваций», объявленный российскими потребителями и отраслевыми экспертами три года назад, сегодня подходит к своему самому важному этапу: покупатель хочет знать, что реально стоит за тем или иным российским брендом — эпатажный рассказ инфлюенсера или уникальная технология, авторский дизайн и востребованный функционал продукта. От этого же будут зависеть и возможности наших компаний устоять перед иностранными конкурентами, если вдруг те решат вернуться на российский рынок.
У компании Gliver есть ответы на все эти вопросы. Свой бизнес она изначально строила на создании уникальной технологии продукта, которая позволила отстроиться от конкурентов и получить задел в развитии на длительную перспективу. Безусловно, нынешний экономический спад коснулся и Gliver: оборот фабрики в прошлом году в физическом выражении почти не вырос, при том что продажи мягкой мебели в стране в целом сократились на 30–40%. Однако это пока не останавливает основателей компании — им по-прежнему «хочется делать что-то новое, чего нет ни у кого».
Об источниках предпринимательского задора, о способах преодоления трудностей и бесконечном потоке идей «Монокль» решил поговорить с Сергеем Домрачевым.
— Вы себя называете «фабрикой удивительной мебели». Это о чем?
— Первый слоган был «Фабрика клевой мебели» — не заезжено и обращает на себя внимание. Потом, когда люди стали приходить к нам в шоурум, часто звучала такая фраза: «Как-то все удивительно… диваны из пены? Как такое возможно?» Мы подумали, что в целом слоган очень хорош. Так и появилась «фабрика удивительной мебели».
— Что значит «диван из пены»?
— Мы потратили около трех лет на разработку собственной технологии создания бескаркасной мебели — «Фоам». Это сочетание в изделиях полимерных материалов — пенополиуретана и вспененного пластика, имеющих различные плотности, жесткости и классы, а также различную степень эластичности. Процесс создания наших диванов — это конструктивный подбор пен, основанный на математических расчетах нагрузок на каждую часть изделия. Когда вы сидите на диване или в кресле, давление вашего тела распределяется неравномерно на разные участки изделия. А значит, и материалы, которые используются в изделии, должны отличаться таким образом, чтобы служить долго без явной деформации. Мне очень хочется, чтобы в будущем моя технология заняла равноценное место среди всей той мебели, к которой мы привыкли.
— Что это дает с точки зрения потребительских свойств?
— Прежде всего, это легкая мебель: минимальный вес кресла составляет восемь килограммов, в среднем — двенадцать. Его передвинет даже ребенок. Мы делаем диваны в стильном дизайне, с возможностью выбора форм, степени жесткости, цветовых решений, и делаем это под заказ клиента.
— Сколько таких изделий можно продать за год?
— Мы продаем порядка 10 тысяч изделий — от небольших матрасов по цене 5–20 тысяч рублей до комплектов мягкой мебели стоимостью от 800 тысяч до полутора миллионов. До 40 процентов продаж приходится на наш флагман — диван «ДеФранс».
А можно круче сделать?
— Почему вы решили этим заниматься? Вас привлекает дизайн мебели?
— Мне все время что-то хочется, что-то новенькое. Совершенно в разных темах, в разных проектах, в разных сферах. Хочется сделать что-то такое, чего никто не делал. Или сначала повторить что-то интересное, а потом прикинуть: а можно круче сделать? Здесь вот так допилить, а здесь — вот так. Проект с диванами никогда бы не возник без всех предшествующих моих метаний.
— То есть диваны возникли не сразу?
— Я до этого никогда не занимался мебелью. По профессии я штукатур-маляр, облицовщик, окончил ПТУ. В девяностые, в 16 лет, я приехал в Москву из Крыма, а до этого в Крым с Сахалина, я отмороженный островитянин. Два года работал на стройке, кстати, неплохо зарабатывал. Но из-за детской спортивной травмы позвоночника вынужден был оттуда уйти. Ушел в рекламное издательство, типа «Товары и цены», на должность помощника маркетолога, на зарплату в три раза меньше, чем у меня была на стройке. Денег очень не хватало, реально я впроголодь жил. Но зато я учился маркетингу. Потом я попал на должность маркетолога в курьерскую компанию «СПСР-Экспресс», затем — в фармацевтическую компанию, которая выпускала знаменитый препарат «Полиоксидоний». Но в итоге я начал работать с моим другом, которому я когда-то помог открыть студию веб-дизайна. Правда, через год я с ним разругался в хлам. Потому что я импульсивный, мне все время надо было куда-то бежать, пробовать новое, я не давал ему покоя. Мы начали расти, привлекать клиентов, делали очень хороший по тем временам веб-дизайн, для достаточно крупных компаний. Но мы с моим другом не сошлись в кадровой политике, многие ребята поуходили от нас на фоне наших ссор. Мы попали в жесткую долговую яму, в банкротство, так как не смогли выполнить заказы. И я потом еще долго отдавал долги. Но эта студия сыграла в моей жизни важную роль: я начал заниматься программированием, созданием сайтов, SЕО-продвижением, рекламой — обучился всем новым направлениям маркетинга. Но выползти потом из долгов мне было очень тяжело, к тому же у меня тогда дети еще родились — близнецы. Я все время искал возможности выжить.
В один момент я подумал: вот мы делаем для всех сайты, а не попробовать ли самим что-то продавать? Мы договорились с товарищем, который занимался продажей луков, арбалетов, мечей, всяких рыцарских доспехов — в основном это дизайнерская бутафория, хотя луки и арбалеты были спортивные, профессиональные. Сделали два сайта — один по рыцарской тематике, второй — по баллистике, где были луки, арбалеты и все, что с этим связано. Не сразу, но со временем продажи начали активно расти. В итоге за год мы продали всех рыцарей, которые были в стране. Договорились с поставщиком, который вытаскивал их со всех регионов страны, где рыцари эти в магазинах пылились по десять лет.
— Такой был спрос? Кто вообще это покупал?
— Мы продавали в дома на Рублевку, какие-то киношники у нас их брали. В основном это была испанская бутафория, но выглядели они как настоящие. Причем они были недешевые: самый дешевый рыцарь стоил что-то в районе двух тысяч долларов. Мне пришлось даже небольшой цех открыть, накупить инструментов, чтобы восстанавливать внешний вид рыцарей, которые где-то годами стояли: подкрашивали, хромировали — целая история. Но со временем волна спроса спала, и я переключился на луки и арбалеты. Я переводил на эту тему книги, статьи со словарями с нескольких языков, находил все описания, все технические характеристики, все подробности испытаний. Через два года меня пригласили в Америку на обучение, где я получил сертификаты. На сегодня я единственный сертифицированный специалист в России, у которого есть два сертификата на открытие сервисных центров по арбалетам и лукам. Никто больше даже не пытался ничего подобного сделать.
Я начал общаться с владельцами американских фабрик, которые эти луки делали. На одной из фабрик я начал спорить с их инженером, что у них в арбалетах замок неправильный, надо его переделать, что дуги неправильно состыковываются. Причем это было шоу для всех: я говорил на русском, а он отвечал на английском языке. Но мы прекрасно друг друга понимали. И через год они выпустили арбалет с теми доработками, которые я им рисовал на салфетке.
— То есть в этой истории вы осваивали уже не только маркетинг, но и производственную базу?
— Понимаете, если я что-то делаю, меня это захватывает, я погружаюсь с головой, всегда стремлюсь что-то придумывать, улучшать, создавать новое. Иначе мне неинтересно. Плюс у меня родители оба инженеры — видимо, что-то удалось в детстве впитать. Но меня ждало второе банкротство. Я стал мешать поставщикам продукции из-за рубежа, они испугались, что я заберу представительство фабрик под себя, и решили от меня избавиться. Я отдал бизнес, только чтобы уйти без долгов.
— И решили делать диваны?
— До диванов еще было десять лет. Тогда возник интернет-магазин бытовой техники, куда меня пригласили для того, чтобы этот магазин запустить и провести интеграцию всего программного обеспечения: 1С, программы веб-дизайна, — а также автоматизацию товарных потоков и прочее. Мы это успешно реализовали, хотя в 2007 году эта история в компаниях только зарождалась. Но как только все превратилось в рутину, мне стало скучно. Плюс передо мной тогда возник новый вызов: меня пригласили на литейный завод.
Литейный завод в Электростали занимался чугунным и стальным литьем — балясины, винтовые лестницы, художественные изделия. Он и сейчас прекрасно работает, там потрясающий генеральный директор — в хорошем слове сумасшедший, талантливый мужик. Моя задача была маркетинг и IT-поддержка. Я ставил отдел продаж, формировал новую систему продаж, новую систему работы с дизайнерами, с архитекторами. Через год я там уже стал коммерческим директором.
Самое главное мое достижение там — мы создали совершенно новый подход к литью. Ведь кто занимается чугуном? Такие суровые мужики за сорок лет. У нас с ними были постоянные ссоры, так как я не давал им покоя: давайте посмотрим, что делает мир, попробуем что-нибудь новое. Я нашел несколько фабрик в мире, которые делают филигранные, тонкие балясины. Начал своих уговаривать попробовать сделать так же. Год мы друг другу глаза выцарапывали, в итоге мы пролили все эти тонкие, классные, великолепные, ажурные вещи, которые были очень красивые — как у итальянцев. Но в итоге с литейным производством дальше не сложилось, и это была не моя вина.