Коллекция. Караван историйРепортаж
Людмила Зыкина: «Обычного женского счастья у меня не получилось»
«Это так хорошо, когда тебя любят! И все-таки главное — любить самой. У меня же все страдания были на сцене, а на остальное не оставалось времени. Я старалась, чтобы каждый мой муж был счастлив. Каждый раз надеялась, что уж эта семья — навсегда. Но, наверное, со мной действительно было непросто. Главной-то для меня всегда была сцена!» О народной любимице, певице Людмиле Зыкиной рассказывает журналист Олег Перанов.
Народная артистка СССР ушла из жизни 1 июля 2009 года — через три недели после того как отметила свое 80-летие. И сразу начались споры о наследстве: квартира в знаменитой высотке на Котельнической набережной, уникальные коллекции посуды, картин и костюмов и, самое главное, знаменитые украшения певицы. Как говорили о ней: «В ушах Зыкиной вместо сережек — целые люстры!» Все ее состояние оценивается в миллионы долларов. В скандале оказалась замешанной помощница Зыкиной Татьяна Свинкова, якобы она присвоила себе часть наследства. Объявились двоюродные сестры и племянники Людмилы Георгиевны. Публикации о судебных тяжбах между родственниками и сегодня появляются в прессе. Все это печально. Тем более что я помню, как встречался с Зыкиной за месяц до ее смерти и на мой вопрос, какие родственники у нее сегодня остались, она грустно ответила: «Нет у меня никого. Только Таня, моя помощница, самый близкий мой человек вот уже более 20 лет».
Мы приехали к Зыкиной на государственную дачу в Архангельском в конце мая 2009 года. Помню, как вошел в дом и тут же, в прихожей, встретил женщину в инвалидной коляске. Совсем седая, лицо белое, без бровей и ресниц. И только я хотел спросить, где же Людмила Георгиевна, как она хрипло засмеялась: «Вы так удивленно смотрите! Не узнали?!» Только тогда понял — ОНА. Протянул букет ромашек. «Как вы угадали! Мне часто дарят огромными букетами розы. А я больше люблю полевые цветы», — сказала Людмила Георгиевна и начала целовать каждый цветок. Нас пригласили в комнату. Татьяна Александровна Свинкова подвезла актрису к зеркалу. «Олег, меня будут гримировать, а мы можем начать наш разговор», — предложила Зыкина. Увидев у меня свою книгу «Течет моя Волга...», попросила: «Только давайте говорить не по книге. Мне будет интереснее, будто вы обо мне ничего не знаете». Во время беседы седая женщина постепенно превращалась в легендарную артистку. Гример промокнула черной краской ее волосы, приладила сзади большой черный шиньон, наклеила ресницы, нанесла легкий макияж. И вот уже передо мной та самая Людмила Зыкина.
— За эти годы мне сделали несколько операций, — призналась тогда Людмила Георгиевна. — Последнюю — осенью 2007-го. Вставили английский искусственный тазобедренный сустав. Боль, которая жила со мною десятки лет, утихла. После этой операции я начала лучше ходить, ожила просто! И вот представляете, в конце прошлого лета упала, запутавшись в брючине. Сломала руку, повредила спину. Снова осень и зима прошли в болезнях. Не люблю говорить о болячках, но ведь газеты принялись писать, мол, я подключена к аппарату «искусственная почка» и лечат меня где-то в Северной Корее. Много чуши вокруг моего имени наплели. Поэтому хочу, чтобы все знали, где правда, а где нет. А недавно сообщили, что в интернете еще одна новость про меня: «У Людмилы Зыкиной появился молодой любовник — артист Михаил Кизин». Кому надо это придумывать? Михаил — солист нашего ансамбля «Россия», мы дружим, работаем вместе. Вот и все наши отношения. В моей жизни было четыре мужа, которых я и не любила вовсе. А любовников никогда не было. Ни об одном из мужей я не могу сказать плохого слова. Все они были хорошими людьми, у каждого я училась чему-то, в каждом находила поддержку и понимание. Это так хорошо, когда тебя любят! И все-таки главное — любить самой. У меня же все страдания были на сцене, а на остальное не оставалось времени. Я старалась, чтобы каждый мой муж был счастлив. Каждый раз надеялась, что уж эта семья — навсегда. Но, наверное, со мной действительно было непросто. Главной-то для меня всегда была сцена! На первом месте работа, на втором — работа и на третьем тоже. Обычного женского счастья в жизни не получалось. В моем репертуаре есть одна прекрасная песня, в ней такие слова: «Опять одна, но не моя вина, я просто к сцене приговорена!» И я именно там, на сцене, бывала гораздо счастливее, чем некоторые женщины в браке.
Если и есть сегодня у меня мужчина, которого я всем сердцем люблю, то это мой врач Володя Константинов. Столько лет прожила, а по-настоящему люблю впервые. Это другие отношения, чем у супругов, но тоже любовь — чистая и светлая. Такое чувство потрясающее! Когда Владимира долго нет рядом, я скучаю, переживаю, просто с ума схожу. Он ведь три раза меня буквально из земли вытаскивал!
— Когда я познакомился с Людмилой Георгиевной и обследовал ее, удивился: как она все эти годы терпела жуткую боль, как ходила и выступала?! Кости в тазобедренном суставе были стерты напрочь! Восхищаюсь ее силой воли и терпением, ведь она все это выносила ради людей, чтобы иметь возможность выступать, — прокомментировал наш разговор Владимир Владимирович. Во дворе дачи он разводит огонь в мангале для шашлыка. Константинов разработал для Зыкиной специальную диету: ее организму требовалось больше белков. И приготовление мяса тоже взял на себя.
— Он же гений, у него золотые руки, — улыбалась певица. — Подобных врачей очень мало, и им тоже нужно дать возможность работать, чтобы вылечить побольше людей. Да и мне спокойнее, когда мой любимый врач от меня недалеко. Последние месяцы он всегда со мной рядом. Просыпаюсь, открываю глаза — уже стоит с лекарствами. И от этого здоровой себя чувствую. Тихонечко так пою ему:
Ты — рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете...
В 70-х годах народная молва приписывала в мужья Людмиле Георгиевне Иосифа Кобзона. Дескать, однажды он при всех заявил певице: «Зыкина, хочу от тебя ребенка!» Этого хватило, чтобы на следующий день об их «романе» начали судачить на кухнях. Людмила Георгиевна, вспоминая это, смеялась:
— Когда я отмечала 75-летний юбилей, Иосиф вышел на сцену и, памятуя о той своей давней шутке, объявил: «Зыкина, я по-прежнему хочу от тебя ребенка!» Я говорю: «Иосиф, поезд уже ушел». А он: «Поезд, может, и ушел, но свисток-то остался!» Вот такой он шутник, этот Кобзон!
Заговорили с певицей о детстве.
— Моя мамочка мне ни в чем не отказывала, — вспоминала Людмила Георгиевна. — Я же была одна в семье, вот меня и баловали. Помню, мне было уже четыре года, мы с мамой шли из общественной бани. Своей на нашем участке в подмосковном поселке Черемушки — в середине тридцатых это был район Подмосковья — у нас не было. И вот прошу: «Мама, понеси меня на ручках». — «Ты уже большая девочка, иди сама». — «Ну мам, ну пожалуйста!» Мама вздыхает и берет меня на руки. До шести лет, когда я просила, она меня кормила грудью. Я хотела быть во всем на нее похожей. Как и она, научилась шить и вязать. Ухаживала за нашим хозяйством: огородом, поросятами, курами, гусями. Дом у нас был маленький, поэтому, когда из разных городов собиралась наша родня, я спала в сарае. Мама сама хорошо пела, любовь к народной песне — это у нас семейное. Она с удовольствием слушала наш самодеятельный хор Дома культуры станкостроительного завода имени Орджоникидзе (я там токарем работала в юности) и говорила: «Прямо хор Пятницкого!» Очень гордилась, когда меня в 18 лет приняли в настоящий Хор Пятницкого, а мне всегда хотелось ее радовать.
