«Поэтам не всё дозволено»
«Непроспавшийся же и злой антисемит Парасюхин, конечно же, не выдерживает. В кухне становится черным-черно, как в известном письме известного писателя известному историку». Фрагмент коммунальной ссоры в романе братьев Стругацких «Отягощённые злом» взят с натуры — в материале недостатка не было.
Еврейский вопрос их испортил…
И это не только знаменитая в эпоху перестройки переписка писателя (Виктора Астафьева) и историка (Натана Эйдельмана) по национальному вопросу, прямо упомянутая авторами. Политическая, бытовая, научная, спортивная — нет, кажется, ни одной сферы советской жизни, в которой не проявился многократно с высоких трибун заклеймённый и в отчётах полностью искоренённый антисемитизм, «родимое пятно капитализма» и «проклятое наследие царского режима» в расхожих определениях советской публицистики. Характерен в этом смысле диалог в романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» (1931) между двумя журналистами — советским, заявившим, что в СССР нет «еврейского вопроса», и американским:
«Мистер Бурман взволновался. Всю жизнь он писал в своей газете статьи по еврейскому вопросу, и расстаться с этим вопросом ему было бы больно.
— Но ведь в России есть евреи? — сказал он осторожно.
— Есть, — ответил Паламидов.
— Значит, есть и вопрос?
— Нет. Евреи есть, а вопроса нету».
Между тем вопрос был. И ещё какой!
10 декабря 1923 года в Москве в Доме печати (бывшая усадьба Прибыловых на Никитском бульваре, ныне Дом журналиста, знаменитый Домжур) происходило заседание, уже вполне привычное для «нового советского быта» — товарищеский суд. Газета «Рабочая Москва» анонсировала: «Поэтам не всё дозволено. Нужно отвечать за каждую строчку. Сегодня, в 8 часов вечера, в “Доме Печати” состоится заседание товарищеского суда по делу поэтов Есенина, Орешина, Клычкова и Ганина».
Суд товарищей
Первое упоминание такого рода квазисудебных органов содержится в декрете СНК РСФСР от 14 ноября 1919 года «О рабочих дисциплинарных товарищеских судах». Создавались они «в целях поднятия трудовой дисциплины и производительности труда до наивысших пределов и целесообразного судов оказался короток: в 1923-м вступил в действие Кодекс законов о труде РСФСР, согласно которому поддержание трудовой дисциплины возлагалось исключительно на администрацию предприятий и учреждений. «Товарищам судьям» же оставили только дела об оскорблениях и обидах, возникающих внутри трудового коллектива.
Могло показаться, что «трудовое писательство» оказалось обойдено этим юридическим нововведением — ведь до создания Союза советских писателей оставалось ещё более десяти лет. Но на самом деле и в 20-е годы то там, то тут возникали различные литераторские объединения различной политической и художественной направленности. Разумеется, они хотели, чтобы с ними считались, и потому поддерживали разнообразные формы общественной активности. В том числе — и товарищеские суды.
Суд да дело
Происшедшее в одной из московских пивных, густо расплодившихся после введения нэпа, пострадавший Марк Родкин, профсоюзный деятель средней руки, работник Московского совета производственных объединений, изложил следующим образом: «Рядом со мной сидело четверо прилично одетых молодых граждан и пили пиво. Они были далеко не настолько пьяны, чтобы не в состоянии были отдать себе отчёт в своих действиях. Они вели между собой разговор о советской власти. <…> Двое из них сразу перешли на тему о жидах, указывая на то, что во всех бедствиях и страданиях “нашей России” виноваты жиды. Указывалось на то, что против засилия жидов необходимы особые меры, как погромы и массовые избиения. Видя, что я им не отвечаю и что стараюсь от них отворачиваться, желая избегнуть столкновения, они громко стали шуметь и ругать паршивых жидов... Затем эти же двое граждан говорили о том, что в существовании чёрной биржи виноваты те же жиды-биржевики, которых поддерживают “их Троцкий и Каменев”. Такое же оскорбление вождей русской революции меня до глубины души возмутило, и я решил об этом заявить в отделение милиции для составления протокола...»