Наталия Лебина
Историк и профессор Лебина — главный летописец (читай: разоблачитель!) советской повседневности. В своем новом бестселлере «Хрущевка: советское и несоветское в пространстве повседневности» Лебина препарирует оттепельный феномен (и исторический мем) массового типового жилья. Получился эталонный отечественный нон-фикшн: пишешь о пятиэтажках или полутора комнатах — а выходит энциклопедия русской (а на самом деле — универсальной) жизни, где смешались урбанистика, 
журнал «Крокодил» и утепленные китайские кальсоны. Наталия Лебина вот уже полвека (диссертация, посвященная рабочей молодежи Ленинграда 1920-х годов, защищена в 1975 году, с тех пор написано 12 книг, не считая переизданий) исследует бездонный мир быта, потребительских, социальных и культурных практик советского человека (с наблюдательностью и беспощадностью скрытой камеры!). Это она (в коллаборации с издательством «НЛО») вернула нам ленинградских пролетариев и петербургских проституток («Советская повседневность»), военный коммунизм, НЭП и оттепель, тело и советскую моду («Мужчина и женщина»), типовое жилье и еду («Пассажиры колбасного поезда»), нормы и главное — аномалии.
«Самое интересное происходит на границах»
Вы занимаетесь феноменологией советской повседневности: от хрущевок до колбасных поездов. Как вы поняли, что повседневность для вас — это наука, а не банальность?
Я занимаюсь исследованием истории повседневности, и понимание научной значимости этих проблем — вовсе не моя заслуга. Социально-антропологическое изучение прошлого уже давно не новое направление и для западной, и для отечественной исторической науки. Исследователи научились синтезировать элементы материальной и духовной культуры. Это история маленьких житейских мирков, своеобразная альтернатива исследованиям, сосредоточенным на глобальных экономических и политических событиях. Без знания «простой жизни», ее «мелочей» не может быть истинного понимания истории в целом. В деталях быта скрывается культурный код времени.
По поводу противопоставления смыслов лексем «наука» и «банальность» хочу заметить следующее. Понятие «банальность» имеет большое количество синонимов — «стандартность», «стереотипность», «ординарность», «обычность», «обыденность», «привычность», в целом связанных с некой незатейливой простотой. Именно такой видится многим жизнь рядового человека в ее традиционных проявлениях. Однако, как отмечал основатель символическо-интерпретативной антропологии Клиффорд Гирц: «Помещение людей в контекст их собственных банальностей рассеивает туман таинственности». И еще. Одна из моих книг, вышедшая двумя изданиями в 2006 и 2008 годах, как раз носила название «Энциклопедия банальностей. Советская повседневность: контуры символы, знаки».
Почему именно советская эпоха? Вас больше интересуют люди или система?
В выборе хронологических рамок моих исследованиях нет ничего инфернального или верноподданнического. Я руководствовалась выражением моего учителя математики, Арона Рувимовича Майзелиса, человека очень известного и энциклопедически образованного. Мне повезло учиться в середине 1960-х годов в престижной ленинградской физико-математической школе. Так вот, Майзелис всегда говорил: «Самое интересное происходит на границах». Советский анклав имел четко выраженные хронологические, культурные и идеологические границы, а значит, обладал и обладает притягательностью для осмысления.
«Иногда типовое проникает и в наши души»
Хрущевка как мем: почему типовое жилье вызывало столько острот и злословия?
В книге «Хрущевка: советское и несоветское в пространстве повседневности» я старалась, опираясь на разного рода документальные источники, выявить хронологию появления в пространстве русского языка слова «хрущевка». Очевидно, что в атмосфере всеобщего, иногда наигранного, а чаще искреннего воодушевления первыми вполне филантропическими начинаниями власти в период оттепели вряд ли мог появиться уничижительный термин «хрущевка». И вот документальное подтверждение. Эрлена Лурье, ныне питерская поэтесса, художник и скульптор, а в годы оттепели — юная студентка одного из ленинградских техникумов, оставила в своем дневнике (опубликован в 2007 году) в декабре 1958 года следующую запись: «Да, в “Ленинградской правде” сегодня статья о грандиозном строительстве в городе… очень много, 260 тыс. отдельных квартир!.. Господи, как я хочу отдельную квартиру! Хоть крошечную!!»