Коллекция. Караван историйРепортаж
Михаил Евланов: «Актерская профессия трогательная, толстокожим в ней нет места»
Я искал себя всюду и везде. Но в 1999 году, когда я работал на заводе, мне приснился вещий сон, что я снимаюсь в «Улицах разбитых фонарей». И можете себе представить, спустя три года он сбылся! С тех пор к своим снам отношусь с большой осторожностью...
Михаил Михайлович, чем заняты? Где вас увидим?
— Я отдыхаю на даче. Впереди несколько проектов. Подпишу договоры с продюсерами — расскажу поподробнее.
— Тогда поговорим о тех фильмах, работа над которыми уже завершена. Не страшно было сниматься с диким животным в картине «Я — медведь»? Медвежонок, хотя и детеныш, существо непредсказуемое.
— Впервые в моей практике снимался в истории про детей и зверей. В принципе, они похожи. Я — человек сердобольный, когда вижу маленьких детей на съемках, сразу появляется непреодолимое желание стать для них большим папой, отгородить от кинематографа, сказать: «Ребята, идите домой, пусть вас не мучают эти киношники». С медвежонком было примерно так же. Он маленький, дублей снимали много, он волновался так, что слышно было, как стучало его сердечко. А я переживал больше за него, а не за то, как играл в кадре. Теперь знаю про медведей, кажется, все. Даже про то, что есть вредные породы, а есть такие, которые идут на контакт с человеком. Единственное, про белых ничего не знаю. В нашей картине маму играла бурая медведица, а ее детишек — гималайские медвежата. За них отвечали чудесные люди, воспитатели этих животных. Так что съемки вспоминаю с удовольствием.
— Где еще успели сняться за последнее время?
— В новом сезоне сериала «Спросите медсестру» у прекрасного режиссера Ольги Кандидатовой. Мы из одной ленинградской школы, учились в Санкт-Петербургской академии театрального искусства, поэтому сниматься было одно удовольствие. Кронштадт, лето, класс!
Еще Ольга была режиссером «Сумрака», где я сыграл главную роль начальника уголовного розыска. Картина необычная, почему-то напомнила мне фильм «Сталкер», хотя никаких очевидных параллелей вроде бы не прослеживалось. Просто по сюжету мой герой оказался в пограничной ситуации, когда он еще не в раю и не в аду, а ходит по коридорам чистилища, вспоминая, что недоделал, кого обидел, где повел себя неправильно. В общем, закрывает гештальты. И роль оказалась для меня необычной, вместе с режиссером присматривались к ней, решали, как сыграть. А когда пришли к единому мнению, снимали влегкую. Всегда интересно открывать в себе что-то новое. Если бы все артисты и режиссеры этим занимались, у нас появилось бы множество глубоких и интересных фильмов и сериалов.
Моей партнершей была Мария Болтнева, которая в свое время играла вторую жену моего героя в спектакле Театра Маяковского «Московский хор». Работать с ней хорошо, никаких вопросов друг к другу у нас не возникало, она замечательная актриса, чудесный человек и мать. Машин диапазон, как мне кажется, намного больше чем тот, что она продемонстрировала в «Глухаре». Но так уж устроен актерский мир: ты не знаешь, какая из твоих картин выстрелит, а какая пройдет тихо и незаметно. Мы не можем сидеть и ждать, когда на горизонте появится шедевр, — какую роль прислали, такую и играешь. А то, как ты сработаешь, будет оценивать зритель. Актерам от работы бегать нельзя, да и не получается, потому что надо кормить и себя, и свою семью.
— В «Кино про бандитов» вашими партнерами стали Михаил Пореченков, Дмитрий Нагиев, Станислав Дужников. По сюжету освободившийся из заключения глава ОПГ снимает кино о своей жизни «по понятиям». Это должно выглядеть уморительно смешно. Как работали, как взаимодействовали с партнерами?
— В моей биографии — это какой-то сказочный проект, ибо утверждение на роль было странным. Пробы проходили в... туалете гостиницы в Кронштадте, где в тот момент я снимался у Кандидатовой. Не мог вырваться в Москву и показаться режиссеру вживую. В номере было слишком шумно, под окнами гудела дорога. Так что единственным тихим местом оказался туалет. А режиссер Сергей Малюгов долго меня мучил, сначала говорил: «Переигрываешь». Потом: «Недоигрываешь». Потом: «Это не то, это не туда». Наверное, люди, которые сидели в соседних кабинках, страшно удивлялись: чем там этот парень занимается? А я произносил свой текст громко, четко, чтобы все было понятно, видимо, и эхо этих покрытых кафелем стен сработало в мою пользу.
Мы и сегодня крепко дружим. Миша, Дима, Сережа Малюгов и я — все из одной театральной академии. Более того, нас учили одни и те же педагоги. Съемки проходили интересно, я наблюдал за Сережей, который многое придумал в этой острожанровой истории. Но он взял артистов, которые тоже напридумывали себе бог знает что, и ему надо было как-то соединить все эти придумки, и Мишины, и Димины, и Стасовы, и мои, и Бори Каморзина, а мы фонтанировали идеями. Каждый был уверен, что его вариант будет смешнее. Мы не сильно спорили, но друг с другом негласно конкурировали, подглядывали друг за другом, а потом неожиданно доставали свои «фиги из кармана».
— Поскольку в картине собрались очень известные артисты, случались ли ситуации, когда кто-то, что называется, «включал звезду»?
— Честно говоря, как раз на это не было времени. Наша четверка — Дима, Миша, Стас и я — всегда находилась в кадре, там просто не было возможности распускать павлиньи хвосты. Через несколько смен картина стала другой, не такой, какой ее придумал Серега Малюгов, она зажила самостоятельной жизнью, а режиссеру оставалось только что-то поправлять. Люблю гротеск, бурлеск, так что получил большое удовольствие.
— «Самогон», где вы сыграли главную роль, про снайпера, действовавшего во время Великой Отечественной в 1942 году.
— Но Самогон — не я. Хотел получить эту роль, но потом понял, что уже не подхожу по возрасту, а розовыми щеками там не отделаться. Я сыграл командира, в подчинении которого и служил Самогон. Снимали в Подмосковье в жутких снегах, в страшных морозах. Но я не испытывал трудностей, о которых стоило бы рассказать, для меня съемки в кино — одно сплошное сказочное событие, я этим живу. Я вообще люблю свою профессию, люблю работу. Больше люблю находиться внутри, играть роль, могу сниматься 24 часа в сутки, а смотреть на себя в кино почему-то не люблю.
— А фильмы коллег смотрите?
— Нет. Жена, которая тоже работает в кино, меня критикует:
— Почему ты ничего не смотришь, столько интересных фильмов.
Я отвечаю:
— Сам не знаю почему, не люблю.
— Сегодня в интернете активно рекламируется фильм «Спасти единственного сына», где по сюжету мать отправляется в Сирию на выручку сыну, попавшему в плен.
— Я сыграл проводника по имени Анзур, который помогает героям Анны Ардовой и Алексея Серебрякова. Партнеры классные, глубокие, думающие. Снимали на Кипре. Страна замечательная, погода жаркая, несмотря на то что мы начали работать в январе, уже светило солнце, созрели апельсины, а гранаты даже отошли, мы их поднимали с земли в полях. Это кайф! Повторюсь, для меня каждый съемочный день — всегда радость, событие. Даже если снимаем не очень интересные сцены, все равно стараюсь искать там для себя какую-то отдушину. С Колей Хомерики я уже работал, знаю его давно. Он тонко чувствующий режиссер, очень ранимый и очень добрый.
— Вы родом из подмосковного Красногорска, но учились актерскому мастерству в Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Почему выбрали это учебное заведение?
— Я поступил в институт с шестого раза. Скажем так, не дедушкой, но по сравнению с 17-летними абитуриентами я был сильно крут. Помню, как в 2000 году пришел в Театр Гоголя, смотрел какой-то спектакль, аплодировал. Подметил: с ребятами, которые там играли, я поступал в театральные вузы Москвы. Во время поклонов, когда зрители уже начинают вставать, один из них меня заметил, спустился со сцены:
— Да я тебя помню.
— Я тебя тоже помню.
— Как ты, что поделываешь?
— Да вот все поступаю.
То есть те, с кем я когда-то пересекался на прослушиваниях, давным-давно играли в театрах, а я все еще ходил и обивал пороги театральных вузов.
В Питер я приехал и сдал экзамены с первого захода. А до этого меня будь здоров как шарашило. Пытался записывать на радио песни а-ля «Руки Вверх!». Мне показалось, что я певец, а не артист. Потом ужасно читал какие-то стихи, но был уверен, что делаю это классно, что я просто находка для литературного мира. Приносил на радио и свои стихи, наивные, но я их любил. Вообще люблю то, чем занимаюсь, вот такой я человек.
В очередной раз не поступив, устраивался на работу. Трудился на хлебозаводе, на автозаводе, курьером, менеджером, слесарем, официантом, поваром... Был уже взрослым мальчиком, требовалось зарабатывать деньги. А моя работа охранником в девяностые принесла свои плоды, когда снимался в «Кино про бандитов». Я счастлив и рад, что до поступления в театральный институт у меня накопился жизненный багаж, он потом здорово пригодился.
— Пока шесть раз пытали актерское счастье, получили еще и справку о неоконченном высшем юридическом образовании в Академии водного транспорта?
— Да, отучился там три года не только на юриста, но параллельно и на бухгалтера. Бухгалтером не работал ни дня, юристом по большому счету тоже, в юридической конторе бегал на посылках, разносил бумажки. В общем, искал себя всюду и везде. Но в 1999 году, когда я работал на заводе, мне приснился вещий сон, что я снимаюсь в «Улицах разбитых фонарей». И можете себе представить, спустя три года он сбылся! С тех пор к своим снам отношусь с большой осторожностью.
Вообще, если бы я был театральным педагогом, набирал бы людей только после двадцати одного года. Вкладывать в студента знания и навыки — это хорошо, но когда человек приходит в актерскую профессию со своим большим жизненным опытом, мне с ним легче разговаривать.
— Насколько я помню себя, во время экзаменов всегда переживала колоссальный стресс. А вы этот удар по нервам испытали шесть раз. Что потребовалось в себе мобилизовать, чтобы не сломаться, не сказать: да пошло оно все?
— Если я скажу, что любовь к искусству, это будет такая «шляпа». Но я, наверное, так и скажу — любовь. Основная стадия моего взросления пришлась на девяностые, развал СССР. Кто-то вспоминает об этом с горечью, а для меня это было очень счастливое время, мне оно нравилось. Любое время, на которое приходится твоя молодость, всегда будет хорошим. Мы недоедали, ходили черт знает в чем, пили тоже черт знает что. Но это была молодость, когда ты не опускаешь руки, столкнувшись с трудностями, ошибаешься, заблуждаешься, но идешь, стремишься, хочешь пробиться.
Так вот, когда я поступал много раз, адреналин зашкаливал. Выручала эта чудесная штука, когда тебя то берут, то не берут, то там ты не прошел, то сям ты не прошел. Это, конечно, стресс, но ты потом понимаешь, что без него не можешь жить.
Мое сильное впечатление — спектакль московского ТЮЗа «Собачье сердце», который посмотрел году в 1989-м. Я увидел, как прямо на сцене вдруг пошел снег. Подумал: как это красиво, как здорово! И меня повлекло на сцену, в мир, где все хорошо, где мне хочется оказаться. Ходил на спектакли кукольного театра, восхищался людьми, которые заставляли кукол играть, это было так ново, меня ужасно туда влекло. Я был твердо уверен: это мое, просто надо подождать. Когда приехал в Питер, решил для себя: попытаю счастья в последний раз, больше не стану мириться с ролью сбитого летчика, пошло все в баню, займусь чем-то другим. Но Вселенная это услышала, и я наконец поступил.