Гужевая экономика
Как передвигалась Россия до появления железных дорог.
Ни одно занятие не оставило в русской литературе такого следа, как обслуживание ездоков. Станционный смотритель Пушкина, гоголевская тройка, кучера Чехова, ямщики из народных песен и стихотворений… Все они стали олицетворением русской жизни XIX века, но много ли мы знаем про их организацию и экономику?
Ямщик, не гони лошадей
Московские Тверские-Ямские улицы — живое напоминание о славном начале почтового сообщения. Свое имя они берут от Тверской ямской слободы, где проживали сотни ямщиков, обслуживавших дорогу на Тверь, некогда конкурента Москвы. В XVI веке было невозможно отделить транспорт от связи. Ямская служба выполняла обе функции, перевозя как почту, так и пассажиров с грузами.
Большая часть жителей была занята тогда в натуральном хозяйстве и нужды в устойчивых коммуникациях не испытывала, а огромные по европейским меркам расстояния, низкая плотность населения и малая экономическая активность не способствовали развитию ямской службы. И движителем прогресса выступало государство, имеющее свой интерес. Поэтому и возникла ямская повинность — принудительное обслуживание дорог. Население местностей, где проходили стратегически важные пути сообщения, обязано было поставлять лошадей и людей для государевой почты. Постепенно ямщики превратились в особое сословие наподобие стрельцов, они совмещали ведение своего хозяйства с выполнением обязанностей перед государством. Это позволяло ему тратить минимум средств, но качество услуг было низким, как почти при любой монополии, основанной на несвободном труде.
Первые попытки внести рыночные отношения в транспорт и связь были сделаны в 1665 году, когда Приказ тайных дел и голландский подданный Ян ван Сведен заключили договор об организации почтового сообщения с Европой. Услуги свои голландец оценил в 1000 рублей в год. В 1669 году Сведена сменил датчанин Леонтий Марселиус. Впрочем, как и в аналогичных концессионных договорах, иностранцы оговаривали себе монопольный статус и конкуренции не допускали.
Пресловутый станционный смотритель — фигура столь важная для русской литературы — появился лишь к концу XVIII века, и, хотя Пушкин подчеркивал наличие у него звания 14-го класса, чиновником не являлся, а был самым что ни на есть мелким предпринимателем. Вплоть до 20-х годов XIX века у путешествующих по России было только две возможности — либо на своих повозках, либо на перекладных, то есть пользуясь услугами государственной почты, которая служила и транспортом.
Но правительство не могло содержать и контролировать работу нескольких сотен почтовых станов (иные удалены от столицы на тысячи верст) и 2649 почтальонов и станционных смотрителей (столько было в 1810 году). Поэтому станции сдавались частным лицам — на три года — тем самым смотрителям. Они должны были иметь на каждом стане по 25 лошадей, по 10 экипажей, сами нанимать возниц. Их доходы складывались из платы проезжающих за прогоны (по 12 копеек за 10 верст), продажи еды и вин на почтовой станции и размещения путников на ночлег. Такой симбиоз казенной и частной экономики худо-бедно работал, и современникам казалось, что скорее худо. Жалобы на «диктатора почтовой станции» были общим местом. Зажатый в тесные рамки инструкций, по которым он обязан был удовлетворять малейшие прихоти странствующих и укладываться в нормативы (скорость зимой и летом — 10 верст в час, а весной и осенью — 8 верст в час), но при этом вынужденный зарабатывать, он неизбежно склонялся к коррупции: 40 копеек ямщику и 80 копеек смотрителю были обычной таксой для проезжающих, чтобы получить своевременно лошадей. Сами же смотрители жаловались на побои со стороны господ пассажиров. Развитие дорог с постоянным сообщением стимулировало появление всевозможных попутных услуг, в первую очередь кулинарных. И, например, знаменитые пожарские котлеты, стоившие рубль за порцию из двух штук, обязаны своим возникновением запросам путешествующих по дороге Москва — Санкт-Петербург.
Трактиры и прочие придорожные заведения вместе с почтовыми станциями предлагали не только еду, но и ночлег, овес для лошадей, услуги кузнецов (подковывать было необходимо чуть ли не после каждого прогона), коновалов, цирюльников. В 1856 году подковать новой подковой на станке стоило 17 копеек, перековать старую — 5 копеек за копыто. Ковка на руках (более тонкая работа) стоила соответственно 28 и 12 копеек с копыта. Требовалась постоянно и оковка колес, починка ступиц и другая кузнецкая работа.
Малиновый звон
Неожиданным следствием развития ямской службы стало возникновение индустрии колокольчиков. Они фигурировали во многих песнях: «Однозвучно гремит колокольчик», «Вдоль по Питерской да по Тверской-Ямской, по Тверской-Ямской да с колокольчиком», «И колокольчик — дар Валдая — гудит, качаясь под дугой…». Но в обиход они вошли в самом конце XVIII века.
Колокольчик выполнял несколько функций. Во-первых, сигнальную — хорошие образцы было слышно за две версты, тем самым заранее подавался сигнал на станцию, что пора готовить подставу (сменных лошадей). В ненастную погоду их звон предупреждал путников, служил ориентиром, что было особенно важно в снежные бураны. Вторая функция была развлекательной. Поддужные колокольчики вешали по три рядом и настраивали в терцию и квинту (малиновый звон). Они заменяли современные аудиосистемы в автомобиле, равно как и пение ямщиков, чьи песни составляли особый жанр с богатейшим репертуаром. В-третьих, по их звуку определялся владелец тройки. Чехов писал: «Это был затейливый и очень удачный подбор колокольчиков и бубенчиков, издававших стеклянные звуки. С таким звоном ездил один только исправник Медовский». Спрос на колокольчики вызвал рождение мощных бронзолитейных промыслов. Основными центрами производства поддужных колокольчиков были Валдай, Слободской (на Вятке), село Пурех под Нижним Новгородом и Касимов в Рязанской губернии. Но вообще их производили в 155 местах, по сведениям историка Андрея Глушецкого. Оборот среднего завода составлял 40 000–50 000 рублей в год. Вес изделия был 1–2 фунта. Всего по России на колокольчики ежегодно уходило до 500 т бронзы.