«Не надо молиться на ВВП»
Один из самых опытных неправительственных экспертов в области анализа экономических данных Владимир Бессонов объясняет, как правильно трактовать предварительные оценки Росстата, почему статслужбе продуктивнее оставаться в подчинении Минэкономразвития и в каких случаях торможение роста ВВП не должно огорчать
Тонкости макроэкономической статистики, специфику текущего момента в хозяйстве страны и перспективные задачи, стоящие перед Росстатом, «Эксперт» обсудил с заведующим лабораторией исследования проблем инфляции и экономического роста НИУ ВШЭ Владимиром Бессоновым.
— Росстат осуществил первую оценку ВВП за 2018 год, физический объем ВВП вырос на 2,3 процента. В то же время оценка по итогам первых трех кварталов 2018 года показывала рост на 1,6 процента, а самые оптимистические прогнозные оценки не замахивались на рост выше двух процентов. Можно ли, сопоставляя эти оценки, сделать вывод, что наша экономика в четвертом квартале прошлого года невероятно ускорилась?
— Прежде всего, я считаю, что тема сильно перегрета. Тот хайп, который поднялся в СМИ вокруг первой годовой оценки динамики ВВП, не имеет под собой достаточных оснований. Готов объяснить почему.
— Сначала я поясню, почему так возбудились журналисты. И мы в «Эксперте» тоже. Дело в том, что повод лег на сильно унавоженную почву. В последние месяцы Росстат не раз совершал эффектные кульбиты с макростатистикой. В декабре служба порадовала невероятным ростом инвестиций в основной капитал в третьем квартале — и это на фоне спада в строительстве. В январе Росстат пересчитывает объемы и динамику стройки за два последних года, в результате чего спад в строительстве чудесным образом превращается в сильный рост в 2018 году. Никаких подробных разъяснений служба не дает. Между этими событиями происходит смена руководства Росстата. Службу возглавляет Павел Малков, внешний для статотрасли человек. Почти одновременно первый вице-премьер Антон Силуанов высказывает публичное недоверие официальным данным о реальных доходах населения. Достаточно поводов засомневаться в качестве работы Росстата, не правда ли?
— Давайте попробуем спокойно во всем разобраться. Прежде всего, предварительные оценки объема ВВП и его динамики еще будут уточняться. Масштабы корректировок бывают существенными. По итогам 2016 года поменялся даже знак изменения: первая оценка была минус 0,2 процента, итоговая — плюс 0,3 процента. Но это не повод ругать статистиков. Такова природа этого показателя — он предполагает уточнения по мере поступления более полной первичной информации. Кстати, в развитых странах, имеющих существенно больший опыт и высокую культуру сбора и обработки статданных, значительные корректировки оценок ВВП тоже регулярно имеют место.
По мере уточнения годовой оценки будут скорректированы и оценки динамики ВВП по кварталам 2018 года. Так что сопоставлять первую годовую оценку и нынешнюю оценку за три квартала прошлого года не вполне корректно. Мы еще не имеем надежных данных, чтобы судить о динамике ВВП в четвертом квартале.
К тому же упускается из виду календарный фактор: в четвертом квартале прошлого года было на один рабочий день больше, чем в четвертом квартале 2017 года: 65 против 64. Для непрерывных производств это не играет роли, а к выпуску прерывных производств лишний день добавляет, грубо, полтора процента. В перерасчете на год это увеличивает рост ВВП примерно на две десятых процентного пункта.
— Росстат показывает рост валовой добавленной стоимости строительства в прошлом году на 4,7 процента. Притом что, скажем, жилищное строительство демонстрирует уже три года снижение вводов, причем в прошлом году этот спад усилился почти до пяти процентов. Как это стыкуется?
— Очевидно, рост обеспечен не жилищным, а промышленным строительством. Мне нечего добавить к разъяснениям Минэкономразвития, объяснившего существенный пересчет объемов строительных работ более полным учетом инвестиций в Ямало-Ненецком автономном округе. В прошлом году там действительно шли масштабные стройки: запущены вторая и третья линии завода «Ямал-СПГ», продолжалось обустройство Бованенковского газового месторождения.
— Странно. Это не первая наша крупная стройка. Завершение первой очереди сопоставимого по масштабам строительства Крымского моста не привело ни к какому всплеску федеральных цифр по строительной отрасли
— Конкретно по Крымскому мосту ничего не могу сказать, но неравномерность инвестиционного процесса сильно затрудняет его адекватный статистический учет, особенно оперативный. Хорошо научиться это делать Росстат пока не сумел, и три года назад вообще отказался от расчета месячных показателей инвестиций в основной капитал. Квартальные оценки инвестиций также не вполне надежны, и нередко значительно пересматриваются постфактум. Что заставляет, в свою очередь, делать переоценку ВВП.
Но, возвращаясь к началу нашего разговора, давайте зададимся вопросом: оказавшаяся чуть выше ожиданий предварительная оценка роста ВВП меняет ли, по большому счету, наше представление о том, что происходит в нашей экономике? На мой взгляд, нет.
— Как это не меняет? Картинка в строительстве поменялась на противоположную!
— Согласен, в строительстве перерасчет существенно поменял картину. А в экономике в целом — нет. Два процента роста ВВП или две целых три десятых процента роста это, в сущности, одно и то же. Мы находимся в фазе медленного восстановительного подъема после рецессии 2014–2015 годов.
— К середине прошлого года реальный ВВП вышел примерно на докризисный уровень второго квартала 2014 года.
— Я бы не привязывался к такого рода формальным уровням. Все зависит от долгосрочной траектории нашего роста, которая сейчас только формируется. На нее влияет сложная комбинация факторов — это и внешнеэкономическая конъюнктура, и санкции, и наши собственные решения по части экономической политики.
Кстати, все возбудились от оценки 2,3 процента роста ВВП, но никто не возбудился от оценки 10,0 процента дефлятора ВВП. И это при том, что среднегодовой индекс потребительских цен (не путать с индикатором декабря к декабрю предыдущего года) составил лишь 2,9 процента.
— «Эксперт» в рубрике «Индикаторы» обратил внимание на эту разбежку еще по итогам трех кварталов прошлого года. Правда, до большой статьи руки не дошли. Мы предположили, что в экономике подспудно формируется серьезный инфляционный навес
— На мой взгляд, это не так. Мы имеем дело со статистическим артефактом, связанным с расчетом индекса физобъема ВВП. Результат этих расчетов по экономическому смыслу представляет собой скорее валовой выпуск, чем добавленную стоимость. И когда номинальный ВВП растет за счет улучшения условий внешней торговли, как в прошлом году, то индекс физобъема ВВП на это, по большому счету, не реагирует. И автоматически получается высокий дефлятор, который может вызывать вопросы.
Была «галочка», теперь вялый «боковик»
— Судя по вашему объяснению, экспертное сообщество правильно делает, что не реагирует. Темп роста ВВП — другое дело. Это хедлайн-показатель, который, кстати говоря, входит в KPI майского указа главы государства. Мы во что бы то ни стало должны расти быстрее мира. И все же отвлечемся немного от цифр. Какую качественную оценку «физиономии» текущей экономической динамики в РФ вы можете дать? Чем отличается нынешняя посткризисная фаза от периода восстановления после кризиса 2009 года?
— Различия очень значительные. Мы их обнаруживаем при простом сопоставлении траекторий макроэкономических показателей, прежде всего ВВП, в 2008–2012 и 2014–2018 годах. Первый кризис был очень интенсивным, но удивительно быстротечным. Это классическая «галочка» — V-образный цикл: сначала сильно рухнуло, потом быстро восстановилось. Второй кризисный эпизод принципиально другой: медленное вползание в рецессию, затем медленное восстановление, которое еще не вполне закончилось. Это, скорее, L-образный сценарий. (см. график 1. — «Эксперт»).
В 2017-2018 гг. восстановительный рост был неустойчивым. Лишь в середине 2018 г. был достигнут докризисный максимум ВВП
— Что касается благосостояния людей, второй эпизод существенно болезненнее. В 2009 году реальные доходы населения в целом вообще не упали: средний класс и предприниматели потеряли в доходах, а бюджетники и пенсионеры даже выиграли. Сейчас же реальные доходы населения сокращаются уже пять лет подряд, накопленное сжатие больше 12 процентов. Как это можно объяснить?
— Ограниченный характер влияния кризиса 2009 года на благосостояние я связываю с двумя группами причин. Первое, повторюсь, тот кризис был очень скоротечным. Рухнувшие во второй половине 2008 года цены на нефть затем быстро восстановились, и растущие доходы от экспорта поддержали экономику. Второе. Правительство пошло на серьезные компенсационные расходы в адрес пенсионеров, бюджетников и социально незащищенных слоев. Накопленные в 2004–2008 годах средства бюджетных нефтяных фондов позволили это сделать.
Наконец, не стоит сбрасывать со счетов и долгосрочные тенденции. Я считаю, что вплоть до начала 2010-х годов наша экономика находилась в фазе посттрансформационного восстановления, хотя и постепенно замедляющегося (см. график 2. — «Эксперт»). По сравнению с повышательной волной обычного бизнес-цикла она обладает существенно большей мощностью. Сейчас уже, я думаю, нельзя говорить о восстановительном подъеме после трансформационного спада. Значительное снижение темпов экономического роста можно считать естественным следствием затухания переходного процесса. Это означает возврат к норме, отклонением от которой была трансформационная динамика. Еще одним серьезным признаком этого является долгосрочная тенденция снижения темпов инфляции.
Ресурсы не проклятье
— Каковы драйверы роста российской экономики сегодня и каковы сдерживающие факторы?
— Локомотивом нашего роста последние два года, нравится нам это или нет, является сырье, прежде всего энергоносители. Добыча полезных ископаемых росла на протяжении 2018 года весьма интенсивно. В частности, росла добыча нефти. В целом растет производство и экспорт природного газа. Добыча и экспорт угля просто бумируют — не успеваем вывозить, пробки на железной дороге и в портах. Часто рассуждают об энергоносителях в терминах ресурсного проклятия, но гораздо реже вспоминают, что это источник нашего благосостояния и серьезнейшее конкурентное преимущество.
Обе последние рецессии - лишь небольшие заминки роста на фоне трансформационного спада
Кстати говоря, в нашем ресурсном экспорте почти вся добавленная стоимость произведена в России. А, например, когда китайцы торгуют высокотехнологичной продукцией, то у них зачастую лишь небольшая часть стоимости экспортируемых товаров произведена в самом Китае.
Мы стали энергетической сверхдержавой, а сейчас, обеспечив продовольственную безопасность, можем вернуться к традиционной роли сельскохозяйственной сверхдержавы.
Теперь о сдерживающих факторах. Знаете, а ведь некоторые из них довольно своеобразные. Например, если смотреть на пар и горячую воду, то здесь мы видим долгосрочную тенденцию сокращения производства. И связана она прежде всего со снижением потерь. Люди ставят пластиковые окна, во многих крупных городах поголовно установлены счетчики воды. Все шире внедряется отопительное оборудование, позволяющее регулировать температуру воздуха в помещениях. Идет снижение потерь в строительстве, сельском хозяйстве. Но любое снижение потерь с точки зрения показателей экономической динамики представляет собой вычет из экономического роста. Стоит ли горевать по этому поводу? Конечно, нет.
— Выходит, борьба с бесхозяйственностью тормозит рост ВВП?
— Определенно так.
Давайте дальше смотреть. Курить россияне стали меньше, производство табачных изделий снизилось. Спиртные напитки, в частности пиво, — рост потребления остановился. Меняются потребительские привычки. У нынешних студентов пить пиво уже не модно.
Что еще? Приметы цифровой экономики, в частности сервис «Яндекс. Пробки», который позволяет оптимизировать перемещения по городу и, тем самым, сжигать меньше топлива. Или разговор по скайпу вместо задействования услуг традиционной международной связи. Во всех этих случаях мы тоже снижаем ВВП.
Не надо смотреть на показатели традиционных индексов производства и ВВП как на священную корову, не надо на них молиться.
Новое качество спроса на данные
— Давайте поговорим о фундаментальных проблемах в работе Росстата. Главный недостаток службы с точки зрения медиа — абсолютная закрытость. Кажется очевидным, что каждый серьезный перерасчет динамики значимых макроэкономических показателей должен сопровождаться как минимум подробным пресс-релизом, а еще лучше — большой пресс-конференцией руководства и специалистов службы. Каковы здесь лучшие зарубежные практики?
— Недостатки информационно-просветительской работы Росстата трудно отрицать, но справедливости ради надо сказать, что и задачи его объективно сложнее, чем у любой западной статслужбы. Надо понимать, что наша статистика все еще находится в состоянии тектонической трансформации системы учета плановой экономики. Трансформация самой экономики в рыночную уже вчерне завершена, а статистическая система все еще перестраивается. Изменений подобной глубины, связанных, например, со сменой классификаторов экономической деятельности, кардинальной смены методик расчета ряда показателей в «старых», капиталистических странах просто нет.
Кстати говоря, я бы отметил весьма обнадеживающие признаки изменения информационной работы Росстата. С начала 2019 года заметно выросло число содержательных комментариев службы на ее сайте. Они пока не лучшего качества, но это дело наживное. В первом же интервью на посту руководителя Росстата Павел Малков в числе первоочередных задач подчеркнул важность выстраивания диалога с потребителями данных.
Это важно, потому что в силу вполне определенных причин в последние годы усилился спрос на качественную статистику. Во-первых, деятельность губернаторов стала оцениваться по показателям официальной статистики регионального уровня. И если какие-то показатели оказываются несовершенными, сразу возникает проблема. Во-вторых, KPI национальных проектов также опираются на показатели официальной статистики. Далее. В 2014 году Банк России перешел к политике инфляционного таргетирования. Целью по инфляции является вполне конкретный показатель — индекс потребительских цен Росстата. Как только он стал целевым, ЦБ сильно заинтересовался методикой и качеством расчета этого показателя. Кроме того, практика индексации пенсий, пособий, социальных выплат стала все более жестко привязываться к конкретному индексу цен. Соответственно, точность расчета показателя стала напрямую влиять на бюджетные расходы. Наконец, окрепло экспертное сообщество. С течением времени появилось гораздо больше специалистов, которые всерьез занимаются экономическим анализом и неплохо ориентируются в статистике.
Проявившиеся в последние годы признаки резкого нарастания неудовлетворенности статистикой вызваны, на мой взгляд, скорее изменившимся спросом, чем проблемами со стороны предложения статистической продукции. Не качество статистики стало ниже, а требования к ней стали выше. Значительные уточнения предварительных оценок, проблемы методологии, утраты сопоставимости данных неоднократно случались и ранее, но они не вызывали такого ажиотажа среди потребителей статистической информации. Сейчас изменился спрос на статистику, то есть именно то, чего так не хватало на протяжении последней четверти века. Поэтому нынешние болезненные события я считаю проявлением в целом позитивного процесса. Статистика, надеюсь, входит в новый этап своего развития.
— Начиная с 2000-х годов Росстат активизировал совершенствование методологии расчета макроэкономических показателей в русле магистрального тренда на ее гармонизацию с международными стандартами. Как вы оцениваете результаты реформирования?
— Я вижу два типа задач, стоящих перед национальной статистикой. Первый — анализ развития экономики, в частности ее мониторинг. Второй — международные сопоставления. Мне кажется, у нас сложился перекос в сторону удовлетворения потребностей международных сопоставлений. Когда начался переход на систему показателей рыночной экономики, была оказана серьезная помощь со стороны международных организаций. Они очень хорошо знали, чего хотят. Спрос с их стороны был предельно четко сформулирован.
— Становитесь такими же, как мы. Считайте так же, как мы.
— Абсолютно точно! И этот спрос был подкреплен серьезными ресурсами, что обеспечило мотивацию. К настоящему моменту наша статистика переведена на международные стандарты. А вот потребности внутреннего спроса, связанные, в частности, с качественным мониторингом и анализом текущей хозяйственной конъюнктуры, оказались на обочине забот Росстата. Хотя я убежден, что можно было значительно снизить издержки для своих потребителей при введении международных стандартов. Впрочем, отчасти в этом вина самих пользователей. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Не было дееспособного субъекта, способного сформировать консолидированный запрос и обеспечить его осуществление.
— Как подступиться к решению этой проблемы?
— Решение напрашивается. Нужен институт, который был бы способен выработать требования к статистике и обеспечивать их воплощение. Помимо упомянутых нами сегодня, проблем масса: короткие временные ряды, неудобная публикация данных, невысокое качество текстов многих методик и так далее.
— С точки зрения нынешнего ландшафта экспертного сообщества кто бы мог, по-вашему, выступить таким центром консолидации запроса на качественную статистику?
— Если говорить о кадровом составе, то люди в стране есть. Во-первых, это специалисты Росстата. Без них ничего нельзя и не следует делать по разным причинам, в том числе потому, что только они понимают, как на самом деле строятся те или иные показатели. Есть профессиональные люди в федеральных органах исполнительной власти, в министерствах. В Центральном банке. В администрации президента. В академической и вузовской науке. Надо каким-то образом этот кадровый потенциал мобилизовать.
Я считаю, что надо создать некоторую структуру, которая была бы призвана вырабатывать и проводить экспертизу ключевых решений. И эта структура, в частности, должна защищать Росстат от внешнего некомпетентного вмешательства в вопросы статистической методологии.
Кроме того, я считаю принципиально важным наделение Росстата аналитическими функциями. До 1993 года Росстат занимался своей аналитикой, потом эта работа была свернута. Если же статистики вновь начнут использовать в аналитических целях производимую ими же самими продукцию, возникнет эффективный контур обратной связи: они будут лучше понимать потребности пользователей и сами станут заинтересованы в повышении качества данных.
Замучаешься фальсифицировать
— Насколько реальна проблема манипулирования данными Росстата в политических целях в условиях его нынешнего подчинения Минэкономразвития? Насколько принципиально требование независимости Росстата от органов исполнителей власти? В свое время видный российский экономист и статистик Вадим Никитович Кириченко выступал за наделение службы госстатистики статусом, аналогичным статусу Центрального банка. Как вы относитесь к такой идее?
— Я не верю в манипуляции. Ошибки, нестыковки могут быть и есть в большом количестве. Но сознательное «подкручивание» — нет. Почему? Первое. Статистики, мне кажется, четко понимают, что крайними будут они. Кто бы их ни принуждал к этому, расхлебывать придется статистикам. Все мы помним, как в 1998 году посадили руководство Росстата. А в 1930-е годы статистиков просто расстреливали. Второе. Статистические показатели взаимосвязаны. Нельзя подкрутить один показатель, не скорректировав надлежащим образом многие другие. Иначе фальсификация будет быстро обнаружена — потребитель стал сегодня квалифицированным.
Кроме того, в сбор информации и непосредственный расчет показателей верхнего уровня, которые, в принципе, могли бы представлять интерес для манипуляции, вовлечены тысячи людей. Всегда найдется какой-нибудь Сноуден, который засветит обман. До сих пор ни одной подобной истории не всплывало.
Что касается независимого статуса Росстата, то мы ведь имели натурный эксперимент. До 2012 года служба, как и сейчас, подчинялась Минэкономразвития. Затем Росстат обрел самостоятельный статус в составе правительства, а в 2017 году вернулся в лоно МЭР. Можно ли сказать, что за пять лет самостоятельности службы мы увидели какие-то прорывы в ее работе? Нет, нельзя. С чем это связано? Ну, во-первых, статистическое ведомство — слабое в смысле административного веса и ресурсов. Когда его никто не поддерживает сверху, его, грубо говоря, затирают. Ограничивают в ресурсах. Повышается риск навязывания неразумных требований касательно методологии расчета тех или иных показателей. Кроме того, так как МЭР занимается мониторингом, моделированием и прогнозированием экономической динамики, это формирует запрос на качественные данные. Мы уже говорили о проблемах взаимоотношений Росстата с внешними потребителями. Но пренебрежительно относиться к требованиям курирующего ведомства статистики не в состоянии.
Самостоятельный статус Росстата, с моей точки зрения, привел к тому, что в какой-то мере он потерял содержательные ориентиры деятельности.
Должен признать, что еще десять лет назад я был убежден в необходимости независимости статслужбы. Но жизнь заставила скорректировать представления.
— Насколько перспективным вам представляется стратегия расширения практики использования больших данных в условиях растущей цифровизации всех сфер жизни по сравнению с традиционными и принципиально оценочными подходами, основанными на выборочных обследованиях?
— Это один из вопросов, которые заслуживают серьезного содержательного обсуждения и экспертизы в профессиональной среде. Нужно аккуратно и всесторонне анализировать эту и другие новые возможности применительно к разным разделам статистики. Кампанейщина здесь неуместна, иначе можно получить очередную историю в духе выращивания кукурузы за Полярным кругом.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl