Спор между своими
«Война патриотизмов»: книга о том, какой разной бывает любовь к Родине в военное время
В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит новая книга историка Владислава Аксенова — о том, как проявлялись патриотические чувства во время войн и конфликтов, которые вела Россия, начиная с 1812 года и вплоть до Октябрьской революции.
Книга Владислава Аксенова (его имя нам знакомо по монографии «Слухи, образы, эмоции») приносит два переживания: утешение и раздражение. Утешение — потому, что все уже было. Для каждой детали нынешнего публичного пространства, какой бы потрясающей и шокирующей она ни была, найдется свой исторический аналог. Предмет книги — войны, которые Россия вела на ближних рубежах 100 или 200 лет назад, вернее, сопровождавшая их общественная реакция, и аналогий здесь несметное множество. К каждой болевой точке автор прикладывает исторический анестетик: смотрите, то же самое было в письмах Вяземского, или в статье «Русского вестника», или в сводках с фронта в Галиции… А раздражение — потому, что исторический урок, как ни посмотри, остается невыученным, мы движемся по кругу, где разложены все те же грабли, сколько можно-то!
Цензор Александр Никитенко фиксирует умонастроения последних лет николаевского правления: «Теперь в моде патриотизм, отвергающий все европейское, не исключая науки и искусства, и уверяющий, что Россия столь благословенна Богом, что проживет без науки и искусства». Писатель Михаил Салтыков-Щедрин в дни польского восстания язвит над публикой, избегающей собственного мнения по поводу текущих событий: «Любите отечество и читайте романы Поль де Кока — вот краткий и незамысловатый кодекс житейской мудрости, которым руководствуется современный благонамеренный человек». Начальница Института благородных девиц Мария Казем-Бек на волне патриотического подъема в начале Первой мировой рассуждает в дневнике об особой миссии русского народа: «Мы докажем, что, только умирая, можно жить по-Божески; что западное "уменье жить" есть мертвящее начало, а наше "уменье умирать" — животворит!» Диапазон реакций на каждый новый военный конфликт — от преждевременного прославления будущих побед до пожеланий поражения собственному правительству — выглядит так, будто листаешь последние обновления телеграм-каналов; аналогии настолько нарочиты, что хочется уже почувствовать разницу: если все повторяется, что же меняется?
Меняются идеи. За проявлениями страха, восторга или апатии, сопровождающими очередную войну, стоят нарративы, которые эту войну готовят и объясняют, и вот они бывают разными. Представление о «польском вопросе» как о центральном для российской государственности (в середине XIX века). Страх угрозы с Востока (начало XX). Панславизм — то есть идея исторического единства славянских народов, которые должны вновь объединиться под началом России (более или менее весь период от начала правления Николая I до Октябрьской революции). «Семь внутренних морей и семь великих рек... / От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, / От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная... / Вот царство русское... и не прейдет вовек...» — стихотворение Тютчева 1848 года сегодня вряд