История
Себастьян Хафнер: зябко, стыдно и освобожденно
Книга Себастьяна Хафнера о предвоенной Германии «История одного немца» была написана в 1938-м, а вышла только в 2000-м, став сенсацией. Сегодня она доступна и на русском благодаря переводу Никиты Елисеева, который рассказал «Снобу», почему россиянам ее нужно читать обязательно.
Раймунд Претцель родился в 1907 году в Берлине, и быть бы ему достойным сыном своего почтенного отца, известного педагога – скромным прусским чиновником, на досуге, может быть, пишущим стихи. Но история XX века потребовала прозы. И вообще перекроила этот план, как и все другие планы, – по-своему. Ребенком Раймунд с увлечением следил за сводками с фронтов Первой мировой. Подростком вместе со всеми немцами переживал дикие политические и экономические конвульсии Веймарской республики, инфляцию, лихорадочный разгул нуворишей, постоянные стычки и попытки переворотов. Юношей, молодым судебным чиновником встретил рождение Третьего рейха. Будто вокруг какого-нибудь молодого героя Гофмана, вокруг Претцеля начинают происходить довольно страшные чудеса. Он получает опыт существования в пространстве, из которого систематически откачивается воздух всякой свободы. Видит первые антисемитские акции и убийства политических оппонентов. Учится прятаться в парадных, когда мимо маршируют штурмовики, – чтобы не кричать «хайль» и не быть избитым. Сталкивается с пустотой и отчаянием, окружившим его друзей-евреев. Наконец, сам вынужден ехать на курсы военной подготовки для начинающих юристов, маршировать по плацу, петь нацистские песни… Кто-то приспосабливается к такой среде. Претцель не смог.
В 1938 году Раймунд вместе со своей невестой-еврейкой эмигрирует в Англию, начинает заниматься журналистикой там под новым именем. Так рождается Себастьян Хафнер – фамилия взята в честь его любимой 35-й «Хаффнеровской» симфонии Моцарта.
Псевдоним нужен был не из творческих соображений, конечно, а из беспокойства о безопасности семьи и друзей, оставшихся в Германии.
В Лондоне он пишет воспоминания о своей жизни – «Историю одного немца». Жизнь пока недлинная, но насыщенная историей более, чем, наверное, хотелось автору.
Само название книги звучит подчеркнуто скромно. «История одного немца» – ну, казалось бы, о чем тут говорить? «Не слишком значительного молодого человека», «домашнего мальчика» – как автор сам себя аттестует в тексте. Конечно, сразу приходит на ум «маленький человек», характерный персонаж русской литературы, которую любили в семье Претцелей.
Но при всей скромности Претцель-Хафнер настойчив. Так же скромно, но уверенно он заявляет: «серьезный читатель не потратит свое время зря, если познакомится с моей частной историей». Свою типичность и неприметность он видит как свой главный инструмент – возможность понять, почему миллионы таких же типичных немцев уснули в демократии, а проснулись посреди диктатуры.
Динамика между личной скромностью, смирением даже – и в то же время внутренней стойкостью, вдумчивым последовательным сопротивлением давлению среды.
Свет книга увидит только в 2000-м, через год после смерти Хафнера. Ее опубликовал сын, Оливер Претцель.
На русский язык ее перевел петербургский критик, публицист, библиограф Никита Елисеев. Четыре года ушло на перевод, еще десять – на то, чтобы найти издателя. Наконец этой осенью «История одного немца» вышла и в России – в Издательстве Ивана Лимбаха.
Мы встретились с Никитой Елисеевым и поговорили об истории книги, автора и о большой истории – которая объединяет нас всех.
Никита Львович, как вы вообще наткнулись на Хафнера?
Дело было в Публичной библиотеке, в 1983 году, когда я пропускал книжки в спецхран. Ко мне в руки попала книга абсолютно неизвестного мне человека, Себастьяна Хафнера. «В тени истории», сборник его исторических эссе. Я начал ее читать – и был потрясен. Немецкий я знаю не слишком хорошо. А тут вижу, что текст непростой – он насыщенный, интересный, парадоксальный. При этом очень ясный.
Дело в том, что в юности он – еще Раймунд Претцель – мечтал быть поэтом. Читал серьезных немецких лириков: Рильке, Гофмансталя. А это полезно – постижение сложных языковых проблем через поэзию.
Правда, его отец, несмотря на огромную любовь к литературе, не желал, чтобы сын занимался «неосновательным делом». И посоветовал ему поступить на юридический. А ведь это Пруссия. Там дети довольно рано начинают работать – но слушаются родителей до конца дней. Российского инфантилизма – «Я весь такой свободный, но беру у тебя деньги» – у пруссаков в заводе не было. Наоборот: «Я уже зарабатываю, но если папа говорит “Так не поступай” – я папу слушаюсь».
Хафнер послушался отца, стал хорошим юристом, работал в прусском верховном апелляционном суде. Отсюда – очень четкие юридические формулировки. Настоящая юриспруденция приучает человека к точности.
А потом он еще стал писать на чужом языке...
Да, в Лондоне он стал колумнистом в «Обсервере». То есть выучил английский с нуля и работал в иноязычной среде. Тут нужно было учиться работать с чужим языком как с материалом, излагать на нем сложные проблемы четко и коротко. Колонка – пять тысяч знаков, крутись, как хочешь.
И все это вместе выработало его замечательный стиль – прозрачный, с неожиданными формулировками. Он пишет понятно об очень трудных вещах, притом пишет красиво. Вот я беру, например, «Рассуждения аполитичного» у Томаса Манна – или что-нибудь Гегеля. И увядаю: ничего не понять. А открываю Хафнера – и понимаю, что человек не ерунду болтает, а пишет что-то важное и умное. Это же приятно – почувствовать, что я не дурак, что со мной разговаривают не о «фраере дерзком, мента завалившем по малолетке в Тагиле», а о серьезных проблемах, притом на равных.
В результате получается великолепная журналистская проза. Не зря он хотел заниматься поэзией – журналисты вообще очень близки к поэтам.
В общем, я от Хафнера был в восторге. Запомнил эту фамилию, это лицо с тяжелым взглядом. В книге была его фотография: угрюмый, лысый, суровый старик, типичный пруссак.
А когда в годы перестройки стали активно печатать замечательного историософа Михаила Гефтера, выяснилось, что он охотно цитирует Хафнера и считает его книгу о Ноябрьской революции 1918 года в Германии лучшей. Я снова обратил на него внимание. Выяснил, что он вдобавок автор первой немецкой биографии Черчилля, биографии Бисмарка... Тогда он был еще жив.
А в 2002 году я был в Веймаре. Зашел в книжный – и на самом видном месте стояла книжка Хафнера Geschichte eines Deutschen – «История одного немца». Она была в топ-листе продаж.
Самое забавное, что меня привлекла фотография. На этот раз там был красивый молодой парень. И я просто ахнул – вдруг понял, как жизнь побила человека. На позднем фото – трагическое лицо, печальные глаза. А здесь – ну просто Дориан Грей.
Я схватил книгу, заплатил семь евро и стал читать, не отлипая. Потом я прочел и «Пруссию без легенд», и самый известный его текст – «Примечания к Гитлеру». Но «История одного немца», которую он написал первой, по-моему, лучшая.
А как он дошел до мысли об этих мемуарах?
Пока он думал, на что в Англии жить, знакомый, немецкий эмигрантский издатель Вартбург, как раз и посоветовал ему написать воспоминания.
В 1938-м Хафнеру был всего тридцать один год. Сперва он отбивался. А потом Вартбург сказал ему: ты видел Первую мировую, ты видел революцию, видел инфляцию, видел канун нацизма и видел сам нацизм. Тебе есть что вспомнить и о чем рассказать.
И когда начинаешь читать книгу, сразу видно, что этот молодой человек обладал очень сильным политическим умом. В принципе, он предсказал все. Например, то, что Вторая мировая абсолютно неизбежна. Правда, он ошибся в дате. Думал, что война начнется в 1941–1942-м.
Из чего это ясно?
Книга осталась незаконченной, в ней всего три большие главы: «Пролог», «Революция» и «Прощание». А по сохранившемуся плану видно, что предполагалось еще несколько глав, которые он и собирался к 1941 году окончить. Выпустить книгу в канун войны. Конечно, как журналист он понимал, что если бы такое сочинение вышло перед войной, то оно сделалось бы бестселлером.
Но человек предполагает, а история располагает: война началась в 1939-м. Хафнера, как человека с немецким паспортом, арестовали и интернировали. И уже ставший его другом главный редактор «Обсервера» лорд Астор метался по всем инстанциям и объяснял: Хафнер бóльший враг нацизма, чем вы. Потому что между собой вы Гитлера ругаете, но восхищаетесь, как он хорошо решил проблему преступности. А Хафнер не согласен даже с этим.
Его выпустили. Но в 1939 году выпускать в Англии книгу на немецком языке о проблемах немецкого интеллигента – в тот момент, когда на Лондон сыплются бомбы с немецких бомбардировщиков, заправленных, кстати сказать, бакинской нефтью, – было как-то некстати.
Поэтому книжку он положил в стол и продолжил карьеру колумниста. Заработал себе имя в Англии, одну книгу даже написал по-английски: «Доктор Джекил и мистер Хайд: история немецкой души».
В 1952-м Хафнер вернулся в Германию. Своему сыну, Оливеру Претцелю, он говорил, что у него есть неопубликованный роман. Он имел основание называть это именно романом – потому что поменял имена своих героев и некоторые детали. Например, его отец в действительности был очень видным педагогом, директором одной из крупнейших берлинских рабочих школ. В книге он – тоже юрист. Про своего брата, видного немецкого медиевиста Ульриха Претцеля, Хафнер вообще не пишет. Одну женщину он разбил на двух персонажей. В общем, пошел на много уловок, чтобы никто не догадался. Это помогло тем, кто остался в Германии, – и помогло Хафнеру: у него действительно получился такой странный реалистический роман.