Психоанализ и кино. Как кинематограф заставляет внутренних демонов работать
13 октября 1900 года была издана первая крупная работа Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений». Корреспондент «Сноба» Алексей Черников побеседовал с киноведом Вячеславом Корневым о том, как психоанализ повлиял на кинематограф и выродился во вредную догму, есть ли границы между иллюзорным и реальным, зачем человек должен идентифицировать себя с пролетами камеры и монтажными склейками, как кино выводит из плоскости бессознательного коллективные фрустрации и неврозы и почему хорроры категории Б о монстрах на самом деле говорят о сексе.
Почему к Фрейду и его идеям у нас отнеслись враждебно, а на Западе – с интересом и энтузиазмом, почему русская культура смотрит на психоанализ с презрением?
Понятное дело, что в советское время его книги не издавались. Я впервые увидел изданного на русском Фрейда в 1988-м, он появился в печати одновременно с Ницше. Потом уже появилось множество психологов, психоаналитиков, но из-за полувекового отставания от Запада у нас оставался к Фрейду шлейф недоверия. Проблема в том, что Фрейд плохо прививается на почве традиционализма, ксенофобии, если уж зайти с козырей — антисемитизма. Еще одна из базовых настроек скрепного мышления — это культ семейственности, «традиционного союза мужчины и женщины». А Фрейд анатомирует эту ячейку общества, показывает, какие проблемы в ней скрываются, какой ужас может таиться в отношениях старших и младших, матери и сына, отца и дочери и так далее. Фрейд — партизан, подрывающий основы коллективной иллюзии.
А что делать с отношением к Фрейду таких русских людей, как Набоков, который был блестящим интеллектуалом и все же клеймил венского доктора «шарлатаном» и «пройдохой»? Я уверен, что и сейчас это самое мейнстримное отношение к Фрейду среди русских интеллектуалов, осколков старой культуры.
Все упирается в ощущение дворянского гнезда, в традиции отечественного быта. Это такой аристократизм духа, граничащий со снобизмом. Тут не только Набоков: у Бахтина, например, есть ругательная книжка в адрес Фрейда, неплохо аргументированная. Бахтин обвиняет Фрейда в том, что он выводит психологию человека из клинического опыта. Если иметь дело только с невротиками и психами, ты не можешь говорить о человеческой природе, считает Бахтин.
Когда психоанализ стали применять в интерпретации кино, как этот метод в принципе просочился в кинематограф?
В 1950-е: это было время настоящих прорывов в кинематографе. Именно тогда полноценное авторское кино появилось как феномен. А еще в те годы психоанализ стал мейнстримом, его стали практиковать повсеместно. В «Психо» Хичкока даже появляется персонаж — психоаналитик, и у него же в картине «Завороженный» представлен сам психоаналитический метод — анализ сна героя, общение с психиатром (которого играет Михаил Чехов)…
Кино пришло на смену литературе в том смысле, что отныне общественные фантазмы и объекты желания транслировались не из книг, а с экрана. Кино стало обрабатывать коллективные неврозы, вытекающие из коллективных желаний. Итальянский психолог и художник Антонио Менегетти определял кинематограф как конденсат коллективного бессознательного. Грубо говоря, фильму гарантирован успех, если он попадает в какую-нибудь общую фрустрацию, когда невроз делается предметным на экране. Так произошло с «Братом» и «Братом-2» в России, эти фильмы аккумулируют на экране сам принцип ксенофобии — и зрители эпохи ресентимента выдыхают: «Вот чем мы были задавлены! Ну, теперь нам ясно, в чем правда и сила». Так же было с фильмом «Кабинет доктора Калигари» — немецкий экспрессионизм отражал рождение Гитлера и Третьего рейха.
А практикующие психоаналитики осознают эту силу кинематографа, как-то взаимодействуют с киноопытом на своем профессиональном уровне?
Вообще, психоанализ всегда был рядом с кино (они даже родились в одно и то же время), потому что кинематограф работает с коллективным бессознательным. Есть даже то, что я бы назвал «кинематографичным бессознательным». У нас часто возникает ощущение, что кто-то выразил наши мысли, а ведь это и есть то, чем занимается любой режиссер. Он улавливает витающее в общественной атмосфере: коллективные боли, неврозы, страхи и желания. В России, кстати, весьма популярны специальные киноклубы, в которых собираются психологи для анализа поведения киногероев. А самый популярный фильм на сеансах с психоаналитиками — «Осенняя соната» Бергмана. Каждый найдет себя в этом фильме для проекции и идентификации.
Что в кинематографе исследуется с помощью психоанализа: внутренний мир героев и их отношения или сам киноязык, само кружение камеры и монтаж?
Пожалуй, исследуется нечто большее, чем все перечисленное вами. Сократ говорил, что главный итог философии — это познание самого себя. Так же и с кино. Оно приглашает к самоанализу посредством соприкосновения с опытом, данным на экране. Бессознательное всегда где-то снаружи, зря обыватели думают, что это персональный черный ящик. Добраться до бессознательного возможно только за счет проекций, идентификаций с чем-то, эмпатии. Я смотрю на экран и узнаю свои желания, фобии, мечты, сны — раньше, чем я успеваю их отрефлексировать в собственной жизни.
У меня было несколько встреч с кино в том возрасте, когда какой-то опыт был мне еще не по уму. Но я узнавал себя в том, что видел. Кинематограф, как рентген, обнаруживает в тебе что-то такое, о чем ты сам еще не догадываешься. Оно обязательно когда-нибудь проявится, но ты можешь встретиться с ним благодаря киноопыту намного раньше. Мы смотрим кино не только для того, чтобы узнать о других странах, людях, расширить кругозор. Кино в первую очередь помогает нам понять свои желания и даже учит нас желать. Фильм дает нам объекты желания — это кинозвезды, сопутствующие товары, мерч. Но я и жизненные ситуации связываю с кино. Какой-то киноопыт помогал мне разобраться в конкретных проблемах, например просмотр фильма «Осенний марафон».