Альберт Эйнштейн и Нильс Бор
Элементы сравнительного жизнеописания
Встречи Эйнштейна и Бора
В январе 1920 года Нильс Бор предложил принять Эйнштейна в иностранные члены Королевской датской академии наук. В апреле того же года Альберт Эйнштейн написал Бору, что с благодарностью принимает предложение. До этого Бор и Эйнштейн не встречались лично. Первая их встреча состоялась в этом же апреле 1920 года, когда Бор приехал в Берлин прочитать лекцию о спектрах химических элементов. Как рассказывал впоследствии Нильс Бор, он очень тщательно готовился к выступлению, подготовил цветные слайды со спектральными линиями, а потом был обед, Бор сидел между Рубенсом и Зоммерфельдом, которые посмеялись над его немецким. Рубенс сказал: «У меня осталось странное впечатление от лекции, потому что мне показалось, что докладчик для выбора артиклей der, die или das1 использовал механизм лотереи». На что Зоммерфельд немедленно ответил: «Нет, это абсолютно неверно. Там было явное предпочтение das»2.
1. Немецкие определённые артикли мужского, женского и среднего рода.
2. Pais Abraham. Niels Bohr’s Times, in Physics, Philosophy, and Polity. — Oxford: Clarendon Press, 1991. P. 227—228.
Во время этого визита в Берлин Нильс Бор встретился с Альбертом Эйнштейном, находившимся в зените славы после экспериментального подтверждения общей теории относительности годом ранее. Бор же только поднимался к вершинам признания.
Эйнштейн остался очарован встречей. В письме Бору, вернувшемуся на родину, он благодарил его за «великолепный подарок из Нейтралии [Дании], где всё ещё текут реки из молока с мёдом». И добавил: «Не часто в жизни встречаешь человека, чьё простое присутствие доставляет такую радость, как доставили вы мне. Я теперь понимаю, почему Эренфест так сильно вас любит. Я изучаю ваши великие статьи и в процессе этого — особенно когда я застреваю где-то — я с удовольствием вижу передо мной ваше молодое лицо, улыбающееся и объясняющее. Я многому научился у вас, особенно вашему отношению к научным вопросам»3.
3. Там же. P. 228.
Бор ответил: «Для меня это было одно из сильнейших переживаний — встретить вас и говорить с вами. Я не могу выразить, как я благодарен вам за дружелюбие, с которым вы встретили меня и разговаривали со мной во время моего визита в Берлин. Вы не представляете, каким огромным стимулом для меня было иметь долгожданную возможность узнавать ваши взгляды по вопросам, которые занимают меня. Я никогда не забуду наши разговоры по пути из Далема4 к вашему дому»5.
4. Далем — район Берлина, в котором расположено много научных заведений.
5. Pais Abraham. Niels Bohr’s Times, in Physics, Philosophy, and Polity. — Oxford: Clarendon Press, 1991. P. 228.
Новая встреча двух великих физиков состоялась в августе 1920 года, когда Эйнштейн возвращался из поездки в Норвегию и остановился в Копенгагене. Своему давнему коллеге и другу Хендрику Лоренцу он писал: «Поездка в Христианию [Осло] была действительно прекрасной, но самыми прекрасными были часы, которые я провёл в Копенгагене с Бором. Он очень одарённый и превосходный человек. Это хороший знак для физики, что выдающиеся физики — большей частью великолепные люди»6.
6. Там же.
Следующий контакт между двумя учёными состоялся в 1922 году. В тот день, когда стало известно решение Королевской шведской академии наук о присуждении Нобелевской премии по физике за 1921 год Альберту Эйнштейну и за 1922 год Нильсу Бору. Эйнштейн в этот день был на пути в Японию. Бор написал ему письмо 11 ноября 1922 года:
«Внешнее признание для вас не имеет никакого значения. Для меня же это самая большая честь и радость, что я получил награду в тот же день, что и вы. Я знаю, как мало я заслужил её, но я бы хотел сказать, что рассматриваю как большую удачу тот факт, что ваш фундаментальный вклад в ту специальную область, в которой я работаю, так же, как вклады Резерфорда и Планка, были признаны до того, как этой чести удостоился я»7.
7. Там же. P. 229.
Эйнштейн ответил с борта корабля, находившегося вблизи Сингапура, уже в следующем году, 11 января 1923 года: «Я могу сказать без преувеличения, что ваше письмо обрадовало меня больше, чем Нобелевская премия. Я нахожу особенно очаровательным ваш страх, что вы могли бы получить премию до меня — это типично по-боровски. Ваши новые исследования об атоме сопровождают меня в поездке, и это делает мою любовь к вашему таланту ещё больше»8.
8. Там же.
На церемонии вручения премий Эйнштейн не мог присутствовать, но обязательную для нобелевских лауреатов лекцию он прочитал в июле 1923 года, правда, не в Стокгольме, где обычно это происходило, а в Гётеборге, отмечавшем в те дни своё трёхсотлетие. Хотя премию Эйнштейн получил «За заслуги перед теоретической физикой и особенно за открытие закона фотоэлектрического эффекта», свою лекцию в Гётеборге посвятил основным идеям и проблемам теории относительности9. На обратном пути из Гётеборга Эйнштейн посетил Бора в Копенгагене.
9. О том, почему Эйнштейн не получил Нобелевскую премию за теорию относительности, — в моей статье «Нобелевские премии по физике в контексте истории. Первая четверть XX века», см. «Наука и жизнь», №№ 6—8, 2024 г.
В упомянутом интервью 12 июля 1961 года Бор вспоминал эту встречу: «Зоммерфельд не был практичным, но и совсем непрактичным тоже не был; но Эйнштейн был не более практичным, чем я. Когда он приехал в Копенгаген, естественно, я встречал его на вокзале. Оттуда мы поехали на трамвае и разговаривали столь оживлённо, что проехали свою станцию, не помню, на сколько остановок. Поэтому мы вышли и поехали назад, но опять проехали свою остановку. Эйнштейн был действительно заинтересован, я не помню, соглашался он со мной или возражал, но в любом случае мы вернулись назад и ещё много раз ездили на трамвае туда-сюда, представляю, что люди подумали о нас»10.
10. Pais Abraham. Ich vertraue auf Intuition. Der andere Albert Einstein. — Heidelberg; Berlin; Oxford: Spektrum, Akademischer Verlag, 1995. S. 67.
Потом многое изменилось. Эйнштейн и Бор встречались нечасто, их переписку трудно было назвать интенсивной. Они стали антагонистами в оценке квантовой механики, Эйнштейн до конца жизни был убеждён, что она неполна и должна стать частью более общей теории, которая бы не отвергала существование физической реальности. Бор же был уверен, что точнее квантовой механики никакая теория не будет описывать реальный мир, в котором нельзя говорить о физической реальности в отрыве от наблюдателя. И в оценках друг друга не было уже прежней восторженности. Абрахам Пайс отмечает: «Эйнштейн остроумно защищал своё отношение к квантовой теории и, так как не был непогрешимым, иногда высказывался довольно едко. Однажды он сказал, что Бор мыслит очень ясно, пишет туманно и считает себя пророком. В другой раз он назвал Бора мистиком. А однажды в письме Бору Эйнштейн, имея в виду свою позицию, процитировал старый немецкий стишок: „Все головами качали, когда речам Джобса внимали”»11.
11. Пайс Абрахам. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. — М.: Наука, Главная редакция физико-математической литературы, 1989. С. 442.
В 1949 году Нильс Бор был приглашён в Принстонский институт перспективных исследований, где с 1933 года работал и Эйнштейн. Но их встречи там стали редкими и случайными. Об одном забавном случае, происшедшем в Принстоне в 1949 году во время их совместной работы с Бором, Пайс упоминает в своей биографии Эйнштейна12, но более подробно рассказывает в книге «Гении науки». По словам Пайса, Бор занимал в то время большой кабинет Эйнштейна, а сам хозяин кабинета перебрался в соседнюю маленькую комнатку секретарши. В кабинете Бор попросил Пайса сесть, так как ему всегда нужна точка опоры, а сам стал ходить вдоль овального стола, стоявшего в центре комнаты. Потом остановился и попросил записать несколько фраз, пришедших ему в голову во время хождения. Пайс подчёркивает, что Бор при диктовке почти никогда не договаривает фразу до конца: «Во время таких заседаний Бор никогда не говорил законченными фразами. Он часто останавливался на одном слове, уговаривал его, умолял его найти продолжение. Это могло продолжаться несколько минут. В этот раз этим словом было слово „Эйнштейн”. И вот Бор мечется вокруг стола и повторяет: „Эйнштейн... Эйнштейн...”. Для тех, кто его не знал, это было бы любопытное зрелище. Через некоторое время он подошёл к окну и уставился в него, время от времени повторяя: „Эйнштейн... Эйнштейн...”»13.
12. Там же. С. 439.
13. Пайс Абрахам. Гении науки. — М.: Институт компьютерных исследований, 2002. С. 23.
И тут произошло нечто неожиданное: «В этот момент дверь почти бесшумно открылась, и в комнату на цыпочках вошёл Эйнштейн. Он поднёс палец к губам, давая мне понять, что нужно сидеть тихо, мальчишеская улыбка заиграла на его лице. Через несколько минут он пояснил причину такого его поведения. Доктор строжайше запретил ему покупать табак, но вот красть табак он ему не запретил, и это было именно то, что он сейчас намеревался сделать. Оставаясь на цыпочках, он напрямую прошёл к табакерке, принадлежавшей Бору, она стояла как раз на том столе, за которым сидел я. В это время Бор, ничего не подозревая, продолжал смотреть в окно, повторяя: „Эйнштейн. …Эйнштейн...”. Я растерялся, не зная, что делать, тем более, что в тот момент я не имел ни малейшего представления о том, что собирается сделать Эйнштейн.
Затем Бор, ещё раз повторив уже уверенно „Эйнштейн”, повернулся. Они так и застыли, лицом к лицу, как будто Бор своим словом вызвал его к жизни. Сказать, что Бор лишился на какой-то момент дара речи, это значит ничего не сказать. Меня самого, хотя я и видел, как Эйнштейн вошёл, вдруг охватило необъяснимое чувство, и я могу представить, что почувствовал Бор. Спустя мгновение чары разрушились, когда Эйнштейн объяснил, какая задача перед ним стояла, и вскоре мы все уже разразились смехом»14.
14. Там же.
Расхождения между учёными были не только в научных вопросах. Незадолго до смерти Эйнштейн принял активное участие в подготовке манифеста пацифистов, в котором содержался призыв ко всем государствам уничтожить атомное оружие. Бертран Рассел подготовил окончательный текст декларации, получившей название «Манифест Рассела — Эйнштейна». Альберт попытался привлечь к общему делу Нильса Бора, признанного главу школы квантовых физиков. Он написал своему давнему другу и вечному оппоненту письмо от 2 марта 1955 года в таком шутливом тоне, будто разговаривал с ним в копенгагенском институте: «