«Мониторинг магнитного поля — это наш компас»
Каково это: вырасти в семье крупного политического деятеля и не менее крупного философа, а стать математиком? И что тогда может математика увлечь в геофизике? Можно ли научиться прогнозировать землетрясения? Почему сегодня в геофизике нельзя обойтись без искусственного интеллекта? Об этом — академик Алексей Гвишиани, научный руководитель Геофизического центра РАН, заведующий отделением математической геофизики и геоинформатики Института физики Земли РАН им. О. Ю. Шмидта, председатель Научного совета РАН по изучению Арктики и Антарктики.
— Алексей Джерменович, вы внук председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Каким вы его запомнили?
— Целеустремленным, собранным. Он был разным на работе, в служебной обстановке, на официальных мероприятиях, где был похож на английского джентльмена, и в домашней обстановке, где представал замечательным дедушкой, прекрасным главой большой семьи.
— Ваш отец Джермен Михайлович Гвишиани тоже был выдающимся человеком — философом, академиком. Почему вы пошли совершенно в другом направлении, в математики?
— Математика мне понравилась внутренней логичностью своей дедуктивной организации. Еще в юности, в восьмом классе, я выбрал 52-ю математическую школу в Москве, куда прошел по анонимному конкурсу. Далее был механико-математический факультет МГУ и его аспирантура. Моим научным руководителем стал один из выдающихся математиков ХХ века Израиль Гельфанд. Более пяти лет я преподавал на мехмате МГУ и вел исследования по чистой математике. Моя кандидатская диссертация по теории представлений групп матриц была признана ученым советом мехмата выдающейся.
Отец и дед
— Философские воззрения отца каким-то образом повлияли на вас как на ученого?
— Отец был крупным философом, теоретиком управления. Он первым в нашей стране стал адаптировать элементы прикладных сторон зарубежной философии к советской действительности. Отцу принадлежит фундаментальная идея, что принципы менеджмента крупной организации могут работать как для социалистического предприятия, так и для крупных корпораций капиталистической экономики.
Косвенно научная деятельность Джермена Михайловича оказала на меня влияние. Я неоднократно использовал адаптацию зарубежных подходов при создании и развитии отечественных методов исследований в геофизике и геоинформатике. Как и отец, стараюсь внести вклад в развитие международных научных отношений, выгодных для нашей страны. Интересно, что в исследованиях Гвишиани-старшего задействованы инженерные и статистические аспекты, но философский аспект был основополагающим. В его время существовала парадигма, что правильной является марксистская философия.
— Единственно правильной?
— В научном мире всегда существуют разные точки зрения, и это один из генераторов прогресса. Основная линия была такой, но в научных журналах обсуждались разные варианты реализации социализма. Джермен Михайлович адаптировал социологические, прагматические аспекты зарубежного бизнеса к нашей социалистической системе.
— Они обсуждали это с вашим дедом? Ведь знаменитая косыгинская реформа — тоже отчасти об этом.
— Дед и отец были близки друг к другу в понимании реальной жизни, но не идентичны. Наша семья была построена по достаточно патриархальным принципам. По уик-эндам мы все встречались у деда, часто жили у него на даче, много общались и обсуждали широкий круг тем. Они с отцом многое продумывали вместе.
В момент реформы Косыгина в 1965 году мой отец уже несколько лет был заместителем председателя Государственного комитета СССР по науке и технике. Он был не только ученым, но и крупным организатором науки. Особый вклад Джермен Гвишиани внес в развитие международного научного сотрудничества и научную дипломатию. Он стал одним из создателей международного Института прикладного системного анализа, первым его президентом. Что касается реформы Косыгина, то самое лучшее ее изложение дал президент Вольного экономического общества России Гавриил Попов в своей книге «Реформатор нереформируемого».
— Это он Косыгина так назвал?
— Да. Я согласен с его мнением: эти реформы, как видел их Косыгин, вели к частично рыночной экономике, как это было в Венгрии, Польше, Югославии, в меньшей мере — в ГДР. Реформа началась в 1965 году. Ее активно поддержало все руководство страны. Когда Косыгин выступил на пленуме с докладом о реформе, Брежнев высказал ему поддержку. В подготовке реформы Косыгину помогали крупные экономисты: Абалкин, Либерман, молодой Попов, философ Ойзерман.
Реформа должна была проходить в несколько этапов. Уже первый ее этап — пятилетка 1965–1970 годов — оказался весьма успешным. Многие историки называют его «золотая пятилетка». ВВП СССР вырос на 35%, зарплаты увеличились в среднем в два с половиной раза. Перехода к рыночной экономике не было, но сформировался рынок предприятий.
— Как это удалось?
— В социалистической системе сталинского времени надо было производить столько продукции, сколько предписывал план. Теперь же правительство призывало предприятия производить как можно больше. Не предусмотренные планом излишки выходили на рынок, игроками которого были предприятия. Например, если завод произвел больше шкафов, чем запланировано Госпланом,— начинаем их продавать, но не людям, а предприятиям. Вырученные деньги не забирались государством в бюджет. Они оставались на предприятии для развития производственной базы, улучшения быта и условий работы сотрудников, медицинского обслуживания, выплаты премий, 13-й зарплаты и т. д. Люди стали лучше работать, появился дополнительный интерес у директоров предприятий.
В общем, система, созданная на первом этапе реформы, эффективно функционировала. И, что важно, результаты первого этапа не были отменены и сохранялись вплоть до прихода к власти администрации Горбачева в 1986 году. Думаю, это была удачная реформа, а Косыгин — молодец, что смог претворить ее в жизнь, несмотря на то что дальнейшие ее этапы не состоялись.