Как ужиться мачехе и падчерице, воспитанным в разных культурах
Мачехе и падчерице часто трудно принять друг друга. Еще сложнее, если они выросли в разных странах и разных культурах. Об истории семьи, попавшей в такую ситуацию, и выходе, который она нашла, рассказывает Катерина Мурашова.
-Я — кондуктор в автобусе, видали?
Женщина средних лет, полноватая, с крупным широким носом, обветренным лицом и красноватыми щеками. Говорит с некоторым, пока мне непонятным, вызовом.
— Видала лично вас или вообще кондукторов? — уточнила я.
— А чего, может, вы и лично меня видали, — усмехнулась она. — Я сейчас тут, недалеко, на маршруте, который в авиагородок, работаю. Ольга меня зовут.
— Маршруты эти видела, но в авиагородок никогда не ездила. Так что вряд ли мы виделись прежде, — сообщила я и замолчала. Пусть сама расскажет.
— Даже если ты и кондуктор, всем счастья хочется, — с прежним вызовом сказала Ольга.
Я согласным кивком подтвердила этот безусловный для меня тезис. Разумеется, счастья хочется всем, независимо от профессии.
— Я и тогда кондуктором работала, только на другом маршруте, — не дождавшись от меня другой реакции, Ольга приступила к рассказу. — А Аббас там же — водителем. Мы случайно познакомились, разговорились, а потом уж вместе ездили. Мне 40, ему 35 было. Но он говорил: ты младше меня выглядишь, и все в парке подтверждали. Аббас — таджик. Родился и рос в кишлаке. Там у него семья осталась. Жена, родители, дочка, и сыну тогда всего три годика исполнилось.
— Ага, — я, как мне казалось, вполне поняла диспозицию: молодой женатый таджик Аббас из таджикской провинции приехал в Петербург на заработки и познакомился с Ольгой, с которой они проводили каждый рабочий день.
— А у вас на тот момент семья была?
— Не было никого, — Ольга помолчала, глядя в пол. — Я по молодости аборт неудачно сделала. Потом была замужем, сошлись по любви вроде, но разбежались через два года. Он пил. Я подумала: для чего мне это, если без детей? И выгнала его.
— Понятно, — сказала я. Хотела сказать: сочувствую, но не решилась. Показалось, что Ольга может таким сочувствием оскорбиться. — Рассказывайте дальше.
Дальше история оказалась намного затейливей, чем я ожидала.
Ольга и Аббас сошлись как любовники. Через некоторое время жить стали у Ольги, которой осталась от бабушки темноватая, обшарпанная двухкомнатная квартира с высокими потолками почти в самом центре Питера.
Для себя Ольга ее толком не обустраивала. Хозяйственный Аббас сразу предложил переклеить обои, зашпаклевать щелястые рамы. Она согласилась: почему нет? Ей было приятно видеть ловкого сожителя на стремянке, в майке, в трусах, с ведром краски. Да и в квартире в результате стало намного уютней.
Аббас был тихий, немногословный, улыбчивый, ласковый. Но сразу сказал: я никогда не смогу бросить семью, детей. Об этом даже думать нельзя. Она опять же согласилась: ну разумеется. Живем здесь и сейчас.
Сожитель Ольги очень полюбил Петербург, ему нравилось буквально все: дома, река, парки, залив. Они много гуляли, смотрели, она пыталась ему что-то рассказать, и в сущности впервые в жизни увидела как бы свой город (Ольга выросла в поселке в ближнем пригороде), который до этого был для нее лишь темноватой асфальтово-каменной территорией, по которой добираешься из точки А в точку Б.
Он уезжал на родину, она помогала выбирать подарки (в том числе жене и детям) и ждала. Он рассказывал про детей и многочисленных родственников. Она слушала, у нее самой из родственников в живых осталась только пожилая мать, живущая в близком пригороде, с которой они были в давней, неприятной и в общем-то уже никому не понятной ссоре. Аббас возвращался и привозил подарки уже для нее. Зимой она ходила по холодной квартире в теплом, стеганом, красиво расшитом таджикском халате — цома.