Эпидемия «проявленности»: как искренность превратилась в коммерческий продукт

Феномен «проявленности» стремительно захватил рынок личностного роста и корпоративных тренингов. Он стал новым культурным императивом: от человека ожидается не просто присутствие, а публичное самораскрытие — через блоги, сторис, исповеди и марафоны самопознания. Быть «проявленным» означает демонстрировать свою внутреннюю жизнь миру и подается как путь к успеху, самореализации и подлинности. В колонке для Forbes Life психолог Валентин Оськин рассуждает, как искренность превратилась в перформанс, а внутренняя честность — в новый формат социальной повинности.
Что такое проявленность и почему об этом все говорят
«Визуализируй свой успех утром, повтори аффирмации днем, закрепи все медитацией вечером», «держи в уме только положительные образы — и вселенная откроется тебе». Термин «проявленность» сегодня вездесущ: он активно используется в рекламных кампаниях, онлайн-курсах, мотивационных статьях, корпоративных тренингах и, конечно, в кабинетах психологов. Этот феномен не имеет твердой академической прописки в классической психологии, являясь скорее продуктом современной культуры, оформившимся в самостоятельный феномен на стыке психологии, медиа и социальных практик.
В популярной психологии и повседневном языке «проявленность» понимают как способность человека аутентично раскрыть свой внутренний мир, делая его видимым и различимым для других через открытость в общении, публичное признание и узнаваемость, что нередко связывается с конкурентоспособностью и зрелостью. Она воспринимается как отражение внутреннего «я» в социальных связях, творчестве и публичных выступлениях, хотя в социальных сетях ее смысл все больше смещается к самопредставлению и личному брендингу.
В России «проявленность» постепенно становится модным словом с конца 2010-х годов, появляясь в коучинге, лидерских программах, консалтинге и блогах. Начинает появляться этот термин и в материалах современных психологов: постепенно акцентируется идея о том, что социальный успех невозможен без публичной самопрезентации; самооценка и чувство собственной ценности формируются на основании того, насколько человек ощущает и демонстрирует свою «явленность» миру.
Так складывается своеобразная идея: быть проявленным — значит быть включенным в социальную ткань, взаимодействовать с другими не только на уровне функций и ролей, но и на уровне смыслов, ценностей, эмоций. Идея звучит заманчиво. Но так ли все просто? Как проявленность стала новой ментальной ловушкой, мошеннической схемой, новым требованием и товаром в бесконечной гонке за признанием?
Оглушительный контраст эпох
Еще не так давно публичная откровенность была редким, единичным ритуалом — событием, которого, возможно, за всю жизнь с отдельным человеком не случалось ни разу и свидетелем которого он мог и не быть. Человек из прошлых веков тщательно охранял границы своего мира, понимая: показать себя — значит рискнуть если не всем, то многим. Исповедь в храме, признание влюбленному через письма, семейная тайна, которую не доверяют даже самому близкому другу — таковы были формы самораскрытия. В традиционном обществе каждый жест во вне требовал веской причины, сопровождался метаниями, неловкостью, порой стыдом или опасением быть осмеянным. Личное было действительно личным, невидимым для чужих глаз, а «откровение» звучало как слово из религиозного обряда.
Быть увиденным, быть замеченным — это всегда стоило слишком дорого. Даже в семейном кругу чувства и переживания прятались за молчанием, намеками, обрядами; внутреннее предпочитали удерживать в тени. Дневник, запертый на ключ, письмо, которое нельзя показывать никому, тайная молитва — вся культура сдержанности базировалась отчасти на интимности личного, отчасти на страхе общественного порицания. Публичная жизнь требовала выверенного самообладания, каждая эмоция контролировалась, а индивидуальность растворялась в коллективном.
Всплески эксцентричности воспринимались как вызов, почти всегда карались — исключением были разве что провидцы, гении или юродивые. Власть, церковь, соседи — все так или иначе следили за соблюдением приличий, установленным ходом жизни, где проявлять внутреннее вслух считалось неуместным, а подчас и опасным.