Операция на сердце
В издательстве «Бомбора» вышла книга «Дело сердца», описывающая историю кардиохирургии, с момента зарождения которой не прошло и полутора веков
Британский журналист Томас Моррис считает, что первое хирургическое вмешательство, которое можно считать операцией на сердце с успешным результатом, было зафиксировано в 1872 году: хирург Джон Коллендер вынул из тела некоего жестянщика иглу, воткнувшуюся тому в сердечную мышцу в ходе уличной потасовки. Эта операция считается первым случаем, когда пациент выжил после удаления инородного предмета из сердца. Через сто лет кардиохирурги стали самыми высокооплачиваемыми в области медицины специалистами. «Эксперт» поговорил с автором книги о том, что происходит в области кардиохирургии сейчас и насколько нужно об этом знать широкой публике.
— Как часто в Великобритании информация о хирургических операциях попадает в выпуски новостей?
— В новости может попасть только какая-нибудь экспериментальная операция или та, в которой применена какая-то новая процедура. Считаю, что золотая эра в хирургии, которая началась пятьдесят лет назад, когда врачи творили на операционных столах что-то до тех пор немыслимое, завершилась. Сейчас хирургические операции уже не воспринимаются как какое-то чудо. Быть может, лет через десять, когда врачи продвинутся, например, в операциях на мозге, удастся вновь привлечь общественное внимание к медицине.
— В последнее время врачам, пишущим мемуары, как, например, Генри Марш, свойственно дезавуировать собственную профессию и показывать неприглядные стороны медицины. Для вас врач по-прежнему романтическая профессия? Это люди, которые спасают жизни других людей?
— Когда я заинтересовался темой кардиохирургии, я обратился к книгам американских врачей, и они как раз оказались большими романтиками — писали о подвигах, которые совершались на хирургических столах. Но они ничего не писали о личностных качествах врачей. Я посчитал это большим упущением и постарался в своей книге восполнить такой пробел. Я не склонен романтизировать врачей. Наоборот, по отношению к ним я скорее предубежден. Что касается Генри Марша и еще ряда врачей: они действительно не гнушаются демонстрировать «темное подбрюшье» медицины. Это направление в медицинской литературе появилось относительно недавно.
— Нужно ли обычным людям рассказывать все подробности хирургических операций? Особенно пациенту перед ее проведением? Может, лучше оставить его в неведении, чтобы не провоцировать лишние страхи? Все пользуются айфонами, но мало кто пытается узнать, как те устроены.
— Я и сам раньше, прежде чем идти к врачу, искал свои симптомы в интернете и пытался понять, чем болен. Но это только лишний раз угнетало меня. Сейчас я понимаю: не будучи специалистом, в любом случае не смогу поставить себе верный диагноз. Что касается операций, то врачебная этика обязывает рассказывать пациентам о том, как их будут проводить. Но если речь идет о каких-то мелочах, я согласен с вами: счастье в неведении.
— Когда хирург рассказывает пациенту, что с ним будет происходить на операционном столе, насколько тот в состоянии понять его слова и осознать все риски? Либо это все-таки лишь этический ритуал, призванный снять с врача часть ответственности за принятое решение?
— Я сам лежал на операционном столе. Это была простая операция, врачи объясняли мне, что со мной будет происходить, очень обобщенно и оговорились: если что-то пойдет не так, у них есть план Б. Это все, что было мне нужно на тот момент. Этический кодекс обязывает врачей объяснять, что они будут делать, но насколько глубоко посвящать пациента во все подробности, зависит от них самих. Если пациент не способен принять решение, если находится без сознания или в состоянии болевого шока, то хирург просто берет и делает.
— Что вы можете сказать о самих врачах? Какими качествами необходимо обладать, чтобы ежедневно принимать решения, от которых зависят жизнь и смерть других людей?
— Я разделяю врачей на две группы: простые врачи и хирурги. Я женат на враче-анестезиологе, она часто работает с хирургами и знает, какими те бывают в реальной жизни. Совсем недавно в одном из медицинских журналов были приведены данные об отличительных качествах характера хирургов. В ходе тестов выяснилось, что у подавляющего большинства хирургов есть способность отключать эмоции в стрессовых ситуациях. В ходе этих тестов такую способность также проявили педиатры. Специфика их деятельности такова, что они могут погрязнуть в эмоциях и главным станет желание принести как можно меньше страданий своим пациентам. Но есть еще те, кто идет в медицинские университеты в рамках семейной традиции, потому что их отец или дедушка были врачами, и эти люди никак от нас с вами не отличаются.
— Из книги кардиохирурга Стивена Уэстаби «Хрупкие жизни» мы узнали, что уровень врачей даже самой высокой категории может очень разниться: не каждый способен повторить то, что удалось сделать какому-то удачливому хирургу. По вашей оценке, какова степень дифференциации врачей по уровню профессионализма: как много среди них звезд и как много середнячков?
— Это действительно очень большой вопрос в хирургической индустрии. Например, в Великобритании есть две больницы. Расстояние между ними — двести километров. И там могут даже швы по-разному накладывать — из-за личных предпочтений главных хирургов той и другой больницы. Врачам приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы достичь консенсуса: проводят конференции, издают журналы. Но чтобы найти приемлемый для всех метод, необходимо прежде провести большое количество операций. Сейчас в медицине время не для инноваций, а для собирания воедино всех медицинских практик.
— Какова вероятность, что обычный житель Великобритании, если у него возникнет такая необходимость, попадет в руки высококвалифицированного врача и получит доступ к высокотехнологичному медицинскому оборудованию?
— На самом деле доступ к медицинским услугам самого высокого уровня могут получить сто процентов населения Великобритании. Вопрос только в том, сколько придется этого ждать. Наша национальная система здравоохранения очень лояльна к людям с заболеваниями, требующими серьезной операции, но ей не всегда хватает ресурсов для их проведения. После серьезной операции пациент нуждается в том, чтобы его поместили в отдельную палату и у него была отдельная медсестра. И часто бывает так: пациент приходит в больницу в день, на который у него назначена операция, и выясняется, что в больнице нет свободных коек. Тогда ее переносят на другой срок. Национальная система здравоохранения Великобритании находится под финансовым давлением, но в итоге все могут получить то, в чем нуждаются.
— В России широко распространена практика сбора средств на сложные операции для детей, и в этих случаях всегда возникает вопрос: почему необходима именно такая, как правило очень значительная, сумма? Существует ли в Великобритании практика аудита медицинских услуг? Действительно ли оправданны счета, которые больница выставляет своим пациентам?
— У нас тоже есть инициативы по сбору средств для пациентов, которым необходимо попасть в немецкие или американские больницы. В нашей системе здравоохранения существует комитет, принимающий решение, будет операция для пациента бесплатной или нет; во втором случае ему приходится находить деньги самостоятельно. Высокую стоимость медицинских услуг можно объяснить прежде всего тем, что большие фармацевтические компании тратят миллионы, а иногда и миллиарды долларов, чтобы протестировать новые лекарства, которые должны пройти несколько уровней испытания. Не все препараты выходят на рынок, но в стоимость тех, что все-таки выходят, включены затраты на разработку не добравшихся до него препаратов.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl