Скрытые повреждения
Отдав Алжир, Франция, на первый взгляд, поздоровела. В 1962 году подновили конституцию, а в 1965-м снова выбрали Шарля де Голля президентом, теперь уже — всенародно и на семь лет. Пятая республика встала на ноги. Но хотя Франция отпустила Алжир, война её не отпускала и разъедала изнутри.
Исход франкоалжирцев
Ещё до прекращения огня и неминуемой передачи Алжира силам сопротивления франкоалжирцы начали поспешно покидать страну. Чтобы предотвратить эксцессы и нерегулируемый поток беженцев, Эвианские мирные соглашения предполагали взаимную военную амнистию, недопущение насилия в отношении какой бы то ни было этнической или политической группы, определённый переходный период, в течение которого любой житель Алжира пользуется всеми правами, имея возможность свободно выбрать себе алжирское или французское гражданство. Однако так благостно не получилось.
26 марта 1962 года «черноногие» по призыву ОАС вышли на демонстрацию в столице Алжира — мирно и без оружия. Французская армия расстреляла демонстрацию на улице Изли. По самым скромным подсчётам, 70 убитых и 200 раненых.
А в самый День независимости Алжира, 5 июля 1962 года, праздник в городе Оране превратился в бойню. Десятки раненых и убитых, французов и нефранцузов, попавших под горячую радостную руку.
Кто зачинщики? Судя по всему, не бойцы ФНО, что прошли через военный кошмар, а сочувствующие вооружённые «доброжелатели», которые, как всегда, ищут врагов там, где поближе и побезопаснее. Французская армия, блюдя соглашения, несколько часов выжидала, а когда вмешалась, только увеличила число пострадавших.
Стрельба на улице Изли и «Оранская резня» усугубили желание большинства «черноногих» репатриироваться во Францию и довели его до панического. Страну покинули более восьмисот тысяч французов. Если прибавить к ним евреев-сефардов, получится миллион. Не меньше, а то и больше — по некоторым подсчётам. Но в любом случае это несравнимо с числом репатриантов, к которому логистически и морально было готово французское правительство, полагавшее, что всё пройдёт так же гладко, как с беженцами из Туниса и Марокко. Ждали тысяч четыреста. Но принимать пришлось всех.
По прибытии алжирских «черноногих» ждала суровая проверка: опасались проникновения агентов ОАС. Затем обнаружилось, что примерно четверть привезённого репатриантами имущества «куда-то пропала». Селили их на юге и юго-западе Франции. Местные жители и власти этому не обрадовались, а мэр Марселя, герой Сопротивления, решительный сторонник независимости Алжира, социалист Гастон Деффер, если верить его интервью газете «Интранзижан» от 26 июля 1962 года, был груб и даже жесток: «Пусть устраиваются в другом месте, пусть хоть утонут, хоть повесятся, но здесь их не будет…» Мэр как бы шёл навстречу пожеланиям марсельцев, которые, по его словам, сначала радушно приняли репатриантов, но потом увидели, что те опять хотят кого-нибудь «пинать в зад, как арабов там, у себя». Так он сказал в другом интервью.
Коммунистическая пропаганда рисовала «черноногих» сплошь колонизаторами и латифундистами. Естественно, это было не так, и в основном они были мелкими предпринимателями, ремесленниками, служащими. Французские лицеисты шестидесятых с благодарностью вспоминают франкоалжирских медсестёр, направленных в школьную медицину. Есть, правда, и тёмная сторона. С волной репатриантов на юг Франции попала и организованная преступность. Сефардская мафия сильно потрепала и вытеснила из Марселя корсиканскую, с которой, что любопытно, у Гастона Деффера были вполне деловые отношения.