Монстры, гедонисты и бесконечно красивые моллюски: готико-романтический взгляд британских исследователей
Существует представление об ученых, действующих в рамках естественных наук, как о людях, профессионально отражающих объективную реальность. Тем не менее знания о естественной истории Земли, которым мы доверяем сегодня, являются результатом накопления не только вещественных источников и выведенных фактов на предшествующих этапах развития науки, но и философских концепций, достижений художественной культуры, определявших идейный фон и повседневность ученых прошлого.
В конце XVIII – начале XIX века на фоне революций, войн и социальных сдвигов, сотрясавших континентальную Европу, в Великобритании зародилась готическая культура, проявившаяся в литературе ужасов, массовом интересе к сверхъестественным явлениям, теме смерти и средневековой культурной традиции. Она оказала влияние на искусство романтизма, а в викторианский период получила дальнейшее развитие. Многими исследователями готической культуры подчеркивается взаимосвязь между ее возникновением и кризисом рациональности.
Российский социолог Д. Р. Хапаева в своем исследовании «Готическое общество: морфология кошмара» утверждает, что массовый интерес к пугающему не является неотъемлемой частью человеческой культуры, а возникает в отдельные исторические периоды, характеризующиеся специфическим состоянием общества, которое сама исследовательница определяет как «соскальзывание в кошмар необъяснимого». В условиях, когда окружающий мир перестает быть понятным, а обществу не предложено адекватное объяснение или исчерпывающая система идей, попытки рационального понимания отходят на второй план.
Столкнувшись на рубеже XVIII— XIX веков с такими явлениями, как промышленная урбанизация, задымление городов и тяжелые условия жизни в них, обнищание старой аристократии, распространение ностальгических настроений и тоска по «старой доброй Англии», а также с революционными открытиями в области физики и химии, британцы нашли выход в формировании особой культуры, синтезирующей, с одной стороны, готическое наследие Средневековья и традиционный британский фольклор, с другой стороны, достижения науки эпохи Просвещения. И поскольку наука – часть культуры, данные изменения не могли не повлиять на научные тексты.
Важной проблемой изучения истории развития науки в периоды социальных и мировоззренческих трансформаций является проникновение эстетических и идеологических категорий в естественнонаучное пространство. Но как именно готическое и романтическое искусство повлияло на развитие наук, объединенных общим понятием «естественная история Земли»?
Одной из особенностей готической культуры периода романтизма, которую, в частности, отмечал уже Вальтер Скотт (1771—1832), стало разочарование в человеческом обществе и, как следствие, обращение к его альтернативам: сверхъестественному миру и миру живой природы. Тем не менее подобное переключение имело свою специфику, выразившуюся в экстраполяции одушевленности и человеческих этических категорий на нечеловеческий мир.
Наиболее ярким примером «очеловечивания» природного мира могут служить произведения британского просветителя Эразма Дарвина (1731—1802). Он признавался современниками одним из наиболее успешных английских врачей. Свою медицинскую карьеру Эразм Дарвин совмещал с научными исследованиями в области зоологии, анатомии и ботаники, а также с поэтическими изысканиями. Естественные науки и романтическая поэзия в его деятельности переплетались чрезвычайно тесно. Чтобы понять, как именно, обратимся к его поэмам «Любовь растений» (1789) и «Экономия растительности » (1791), которые издавались как по отдельности, так и под одной обложкой, получив общее название «Ботанический сад».
В процессе перевода трудов «Systema Vegetabilium» и «Genera Plantarum» Карла Линнея (1707—1778) с латинского на английский язык в период с 1780 по 1787 год Эразм Дарвин решил сделать основой для художественного произведения недавнее научное открытие, а именно – наличие половых признаков у растений. История «Любви растений» продолжилась приобретением Дарвином участка земли возле Бирмингема, где он разбил собственный ботанический сад, в котором мог заниматься наблюдением. Цель поэм соответствовала взглядам Эразма Дарвина на природу и сущность человека: человеческое воображение и создаваемое с его помощью поэтическое произведение должны были, как и любые тексты, служить научному познанию, сделав его доступнее.
Помимо изображения в поэме растений путем создания женских и мужских образов в зависимости от признаков пола, Дарвин последовательно проводил мысль о едином характере биологической эволюции видов и социальных изменениях человеческого общества, в том числе развития науки и технологий. Экстравагантность содержания многократно переиздававшегося «Ботанического сада» создала ситуацию, когда шумный успех произведения сопровождался потоком критических оценок со стороны как ученых, так и деятелей искусства. В частности, Сэмюэл Кольридж (1772—1834) охарактеризовал поэму как худшее поэтическое произведение, которое ему приходилось читать. В то же время Уильям Вордсворт (1770—1850) был впечатлен произведениями Дарвина настолько, что они вдохновили его на ряд собственных лирических работ. Интересно, что появившиеся в то время понятие «дарвинизм» означало вольную поэтическую интерпретацию естественнонаучного знания, но так же, как и аналогичное понятие XIX века, связанное с Чарльзом Дарвином (1809—1882), несло в себе элемент скандальности и эпатажа.
Для демонстрации принципа очеловечивания природы в поэзии романтизма в ее связи с естественной историей приведем небольшой фрагмент другого поэтического произведения Эразма Дарвина, а именно «Храма Природы, или Происхождения общества»:
Вот вдоль по Рейну пыльники живые
Прекрасной Валлиснерии плывут,
Свои стебли покинув родовые
И к пестикам подходят, там и тут
Дивящимся, толпой к ним подплывая;
Красавицы, от страсти изнывая,
Любовные мольбы Киприде шлют, –
Подобно Геро, страждут и боятся
И милых им пловцов обнять стремятся.
Вот муравей-самец, взлетев, парит;
Младой светляк, как золото, горит;