В чем поэзия, брат?
Борис Рыжий как поэт и как персонаж
8 сентября исполняется 50 лет со дня рождения Бориса Рыжего — самого популярного поэта, писавшего по-русски в 1990-х годах, персонажа собственного романтического мифа, надолго пережившего своего создателя.
26-летний Борис Рыжий покончил с собой в Екатеринбурге в 2001 году. К нему только стало приходить признание: он получил довольно престижную премию «Антибукер», вышла первая книга стихов, о Рыжем стали говорить как об одном из самых многообещающих молодых поэтов, а он страстно жаждал славы, мыслил себя в ряду великих, строил в стихах собственный миф, и в рамках этого мифа ранняя смерть была фактом цементирующим — как бы цинично это ни звучало.
Миф утвердился мгновенно, и это была абсолютно узнаваемая романтическая история о поэте бесконечно талантливом, шедшем против течения, погибшем, не выдержав лицемерия мира, не сказавшем всего, что должен был сказать, оставившем нас обделенными,— миф, построенный по модели отчасти лермонтовской, отчасти есенинской (способ самоубийства закреплял последнюю ассоциацию). За прошедшие десятилетия этот миф не померк. Наоборот, Рыжий стал объектом хорошо ощутимого культа. О нем пишут книги и ставят спектакли, на его стихи записывают песни. Скоро выходит и фильм — героический байопик в духе тех, что снимают о рокерах и почти никогда — о поэтах. Никто из писавших в последние десятилетия стихи на русском языке не получал столько внимания.
К фигурам такого рода возможно только два отношения — почитание и раздражение. Искушенные критики обычно отмахивались от поэзии Рыжего как от явления массовой культуры, незаконно претендующего на место в пространстве «настоящей» литературы. Это и правда не слишком хорошие стихи. То есть они не лучше и не хуже, чем у сотен в меру начитанных молодых людей. Почему именно Рыжий вытянул несчастливо-счастливый билет — занял в глазах многих читателей нишу последнего большого поэта?
Когда перечитываешь его стихи подряд, видишь картину банальную до невозможности: двадцатилетний рифмоплет ощущает себя никем не понятым гением, ведет задушевные беседы с братом-классиком (подставляя на это место то Пушкина, то Блока, то Бродского), не находит себе места, фантазирует, как из убогого материала его жизни ненароком сложится великолепное полотно, как он умрет и тут-то все поймут, кого они потеряли. Обычно такой юноша потом вырастает, просыпаясь от романтических иллюзий; иногда он и правда вырастает в настоящего поэта. С Рыжим не произошло ни того ни другого. Он умер, но та сентиментальная фантазия, которой он упивался в стихах, внезапно воплотилась в жизнь.