С гробом по жизни
«Джанго»: один из самых жестоких вестернов в истории
За два года до шестидесятилетнего юбилея в российский прокат впервые выходит «Джанго» Серджо Корбуччи, один из величайших спагетти-вестернов всех времен.
Граница Техаса и Мексики, семидесятые годы позапрошлого уже века. Грязью чавкая жирной да ржавою, по дороге бредет человек (Франко Неро) в шляпе и потрепанной форме армии северян. За собой на веревке он тянет видавший виды гроб. Путь человека в шляпе лежит в маленький приграничный городок, притихший между молотом мексиканских бандитов и наковальней головорезов-расистов во главе с бывшим майором-южанином Джексоном (Эдуардо Фахардо). Совсем недавно в похожих обстоятельствах уже оказывался один немногословный Человек без имени — и справился со всеми неминуемыми при таком раскладе проблемами всего-то за пригоршню долларов. Но на этот раз все не так. У этого человека есть имя, его зовут Джанго. И доллары, пусть даже их будет на несколько больше, его совершенно не интересуют. К майору Джексону у него давние счеты, да и с мексиканцами тоже как-то сразу не сложилось. Так что неизбежно настанет момент, когда Джанго придется откинуть крышку своего гроба и продемонстрировать всем заинтересованным сторонам, что же там в конце концов хранится. Для многих ответ на этот вопрос окажется последним, что они узнают, прежде чем отправиться к праотцам.
В документальном эссе Люка Ри «Джанго и Джанго» (2021), посвященном творческому наследию Серджо Корбуччи — того самого «другого Серджо», которого Рок Далтон в тарантиновском «Однажды… в Голливуде» на голубом глазу перепутал с Серджо Леоне,— можно увидеть фрагменты кинохроники с задворок «Чинечитты» второй половины 1960-х: съемочная группа общается с компанией мальчишек, пришедших поглазеть на площадку какого-то очередного фильма про войну, но в один голос заявляющих, что гораздо больше им нравятся вестерны. «А что вам там нравится больше всего? — интересуется корреспондент.— Наверное, лошади?» — «Кровь. Мне нравится кровь»,— отвечает один из нахалят. «Все мы немного садисты,— философски замечает мальчик постарше.— В вестернах нам больше всего по душе кровь, убийства и потасовки. И еще сцены вроде той, когда вилкой руку протыкают».
Нет ни малейших сомнений, что среди любимейших фильмов кровожадных малолеток (четверть века спустя их дети будут точно так же терять голову при виде подвигов «Слая» и «Шварца») «Джанго» Серджо Корбуччи займет — а скорее всего уже занял — одно из самых почетных мест. Даже по меркам и без того не самого гуманного жанра порция спагетти от Корбуччи оказалась приготовлена из муки самого грубого помола. Вилкой в «Джанго» никому ничего не протыкали, зато благодарная публика во всех подробностях могла насладиться, к примеру, сценой, в которой злодеи отрезали, а потом с утробным гоготом заставляли одного из персонажей съесть собственное ухо. И неудивительно, что «Джанго» находился в некоторых странах под запретом, как будто это не просто чрезмерно брутальный ковбойский фильм, а заскорузлый хоррор из категории video nasties (в Великобритании ограничения в отношении «Джанго» были отменены лишь в 1993-м). Руджеро Деодато, работавший на «Джанго» ассистентом режиссера, а позже прославившийся