Трудности перевода
Человек мира Соня Тарханова сравнивает школы в Москве, Париже и графстве Кент.
Этим летом мне исполнилось четырнадцать. Десять из них я прожила в Москве, три – в Париже, год – в Англии. Школа – она и есть школа. Я ее везде терпеть не могу, какой бы прекрасной ни считалась местная система образования. Думаю, мне бы даже Хогвартс не понравился. И вообще, наши главные университеты находятся внутри нас.
До семи лет я сидела дома – к счастью, меня не отдавали ни в какие детские сады. В школу я даже хотела. Старший брат рассказывал, что там тебе целый день читают занимательные истории, а в перерывах кормят сластями. Конечно, я была разочарована. Меня отправили во французский лицей имени Александра Дюма – родители хотели, чтобы мы с братом идеально знали французский. Вначале было непросто, учитывая, что я по-французски могла сказать только merci и merde. Впрочем, через год уже объяснялась свободно.
Лицей в Москве организован по классической схеме французского школьного образования. Учатся в нем дети экспатов и русских франкофилов, именно там я подружилась с Улей, дочкой Ренаты Литвиновой. Зимой французов от русских было легко отличить. Французы шли в легких распахнутых пальто – без шапок и даже без легендарных шарфов. Русские дети напоминали космонавтов, в пуховиках, меховых шапках и варежках. Уехав из Москвы, я перестала кутаться, хотя мама по-прежнему вздыхает, когда я выхожу на улицу полураздетая. Но мне правда не холодно!
Французская система отличается от российской тем, что домашних заданий почти не задают – предпочитают, чтобы всё делали в классе. Мне было странно видеть, как мои друзья из русских школ сидят за уроками до глубокой ночи. Думаю, это очень радовало моих родителей – они ненавидели все, что связано с домашкой, собраниями и прочими обязанностями любящих мам и пап. В лицее не было спортзала, поэтому физкультура была формальностью, ее заменяла игровая площадка на улице. Французы вообще к спорту равнодушны, их система образования никак с ним не связана – в отличие от английской, обожествляющей спорт и спортсменов. Но настоящий недостаток у французской школы другой – слабое преподавание языков. Родной язык в совершенстве, а остальные, включая английский, оставляют желать лучшего.
Зато я до сих пор с тоской вспоминаю обеды в лицее Александра Дюма. Можно было выбрать между мясом, рыбой и курицей, салатами и супами, фруктами и десертами. Вкусно приготовлено, не переварено и не пересолено, не залито мерзкими соусами и местами относительно полезно. К сожалению, еда даже в самых-самых английских школах – это шекспировская трагедия. Все пресное, жирное, безвкусное. И очень-очень вредное. Если и предлагают что-то вроде салатных листьев и каши, то проглотить эти бледные листья и липкую смесь с комками почти невозможно. Формы не было, как не было ее и в моих следующих школах – уже во Франции. Но московский дух в лицей прорывался постоянно. Русские девочки (не все, некоторые) приходили с сумками Louis Vuitton и в украшениях Chanel – в Париже такого почти не было. А мальчики соревновались, у кого круче мобильный и лазерные ручки. Когда мы переехали в Париж, меня сначала отправили в обычную районную школу, к которой приписала мэрия, – в середине года в приличное учебное заведение устроиться никак нельзя, французы ни под каким предлогом не нарушают правил. Радикальной разницы с Москвой я не заметила, но в Париже мне было намного хуже. Единственная русская, пришла поздно, не прибилась к компании скучных высокомерных француженок, которых интересовало только, кто с кем встречается. Я подружилась с мальчиками