Герой
Константин Богомолов: «Наши режиссеры не любят жизни»
Год выдался для Константина Богомолова на редкость разнообразным. Эпохальная постановка «Князя» на сцене «Ленкома», неожиданный актерский дебют в этом же спектакле и столь же неожиданный режиссерский дебют в кино, где у Богомолова сразу две работы: фильм «Настя» по рассказу Сорокина и экранизация спектакля театра Олега Табакова «Год, когда я не родился». «Сноб» выяснил, не собирается ли режиссер вообще покинуть театр.
Конечно, он актер. И актер превосходный. Я впервые в этом убедился, когда услышал в наушниках его синхронный перевод собственного спектакля «Лед» в постановке Национального театра из Варшавы. Все на одной ноте, очень спокойно, почти бесстрастно. Но в этом «скорбном бесчувствии» было что-то магическое, завораживающее. Голос Богомолова заставил вспомнить программы Александра Гольдберга по «Голосу Америки», которые я ловил когда-то сквозь все глушилки у себя на даче в Болшеве. Воплощенная интеллигентность, невозмутимая ирония и недосягаемая дистанция в миллион световых лет. Но главное – по сравнению с этой манерой любое актерское интонирование, любые «крики и шепоты» звучат сегодня невыносимо архаично. Вообще с Богомоловым на русскую сцену снова пришло понятие моды. Модно ходить на Богомолова, играть, как у Богомолова, подражать Богомолову. Как и все, что остро модно, быстро проходит. И Константин это знает лучше других. Может быть, поэтому все чаще поговаривает о том, что от театра устал, что он ему надоел и т. д. Лично я в это не очень верю, но на всякий случай решил начать наш разговор с этого вопроса.
Вы тут сказали в одном интервью, что вам надоел театр. Это правда? И если можно, уточните, что вам в нем надоело?
Я даже не могу сказать, что конкретно надоело. Наверное, это больше похоже на утомление от совместной жизни с одним партнером. Со временем теряется некоторое количество загадок, уходит новизна, таинственность, и надо срочно искать даже не замену, а какие-то новые ресурсы для поддержания взаимного интереса. Конечно, у моего «надоело» множество всяких психологических, творческих причин, касающихся не только меня лично, но и неких общих процессов, происходящих и в театре, и в обществе. Не означает оно, что я бросаю театр. Нет, я люблю его. Это моя территория. Но театр перестал возбуждать во мне тот интерес и восторг, который был в наших отношениях раньше.
И с чем это связано?
Наверное, с моим взрослением, с пониманием чего-то… Мне кажется, тут произошла странная вещь: наш театр вошел в такой же кризис, как и все остальные виды искусства. Причем это случилось очень стремительно. За пятнадцать лет мы совершили невероятно мощный рывок. И этим мгновенно оказались в ситуации кризиса, в котором уже давно находится западный театр. То есть театр, с одной стороны, расцвел и тут же вошел в некую стадию топтания на месте. Причем я говорю не про мейнстрим, а про авангардный, экспериментальный театр, который тоже на наших глазах становится рутиной. И произошло это как раз в тот момент, когда он вдруг осознал, что может прекрасно продаваться и пользуется спросом. Там, где раньше была зона риска, теперь написано крупными буквами слово «касса». И никакого риска просто больше нет. Любой самый смелый эксперимент сегодня найдет своего потребителя.
Но ведь это же хорошо?
Нет, это не хорошо. Экспериментальный театр превращается в коммерческий продукт.
Будем откровенны: вы ставили своего «Идеального мужа» не где-нибудь в маргинальном подвале, а в первом театре страны с лучшими актерами. И билеты на ваш спектакль стоят совсем недешево.
Когда мы выпускали «Идеального мужа» в МХТ, мне все говорили, что это катастрофа, что такой спектакль никогда не будет продаваться. Потом мне объясняли, что спектакль просуществует максимум полгода, стоит схлынуть волне моих особенно продвинутых поклонников. Исчезнет актуальность, и, типа, значит, все, спектакль помрет. Но спектакль существует до сих пор, другие тоже держатся в репертуаре. И не буду скрывать, меня эта ситуация очень радует. Я люблю «Идеального мужа». Но я знаю, что рождался он без всякой оглядки на коммерческий успех. А сегодня меня не покидает ощущение того, что любой эпатаж просчитан, что существует определенная аудитория, которая от тебя только этого и ждет. У меня, например, сейчас очень сознательное желание потроллить эту публику, вплоть до того, чтобы взять какого-нибудь Рэя Куни и сделать откровенно коммерческий спектакль.
Должно быть, авангардный театр вас очень разочаровал, если вы подумываете о пьесах Куни.
Чтобы вам было понятно, расскажу историю из своей жизни. В четвертом классе я влюбился в девочку, в одноклассницу. Мы с ней ходили за ручку, я провожал ее до подъезда, таскал ее портфель. В общем, все как полагается. Длилось это год-полтора, и она была ко мне вроде даже благосклонна. Но потом она превратилась в звезду класса, сделавшись предметом внимания всех. Более того, она от своего нового положения стала получать удовольствие. И в ту же секунду я решил: «Ну, вот и все». До сих пор помню выражение ее лица, когда она по привычке протянула мне свой портфель и услышала в ответ: «Нет, больше я его не понесу и провожать тебя тоже не буду». – «Как так?» – «Ну, так, не буду». – «Почему?» – «Не хочу, и все». Это было начало жуткой ссоры со всем набором страданий.