«Повезло этой беженке найти такой славный дом»: как жили спасенные от Холокоста дети
Воспоминания Веры Гиссинг рассказывают о детях, которых в июне 1939 года вывезли из Чехословакии в Англию, спасая от Холокоста. Шесть лет Вера провела на чужбине, ведя дневник, а после вернулась домой, в страну, разрушенную войной. С разрешения издательства «Лайвбук» Forbes Woman публикует отрывок из ее книги «Жемчужины детства»
Из-за скопления промышленных предприятий и обширной портовой территории Ливерпуль считался первостепенной целью для немецких бомбардировщиков. Массовую эвакуацию детей планировали уже давно, а с началом войны план немедленно привели в действие. И двух месяцев не прошло с момента моего приезда в Англию, как мне снова пришлось уехать.
Детей из нашего района эвакуировали в окрестности Саутпорта, живописного приморского городка недалеко от Ливерпуля.
Нам с Дороти очень повезло: у матушки Рэйнфорд в Саутпорте оказалась подруга, которая согласилась взять нас обеих, и нам не пришлось ехать к незнакомым людям или разлучаться.
Очередные перемены выбили меня из колеи. Я только начала привыкать к Рэйнфордам и их образу жизни, а меня снова перевезли в другую незнакомую семью, где были приняты совсем другие порядки. Мой новый дом оказался намного больше, чем у Рэйнфордов, и намного роскошнее. Там царила безукоризненная чистота и порядок, и нам, детям, с самого начала дали понять, что мы обязаны эту чистоту поддерживать.
Вскоре я узнала, что наша хозяйка тетушка Марджери — она просила называть ее именно так—превосходно готовит. Ее хрустящий воздушный йоркширский пудинг, щедро политый сиропом, и рыхлый пудинг с изюмом и патокой почти заставили меня забыть о маминых яствах. Только чешского хлеба по-прежнему хотелось.
Жизнь в Саутпорте сильно отличалась от жизни у Рэйнфордов. У матушки Рэйнфорд всю жизнь было слабое сердце, и ей приходилось много отдыхать. Она была довольно безалаберной, в ее доме всегда царил «художественный беспорядок», и выглядел он как дом, а не как музей. Если я забывала вытереть ноги или убрать за собой, никто меня не одергивал (другие члены семьи тоже часто об этом «забывали»). Матушка Рэйнфорд кормила нас досыта, но отнюдь не кулинарными шедеврами. Главная ее проблема заключалась в том, что все домашние, включая меня, были счастливыми безалаберными неряхами, и она не могла нас ни отругать, ни приструнить. Она обо всех была хорошего мнения и редко выходила из себя. Своей важнейшей жизненной задачей она считала дарить любовь и делала это очень ненавязчиво, ее ласковая забота приносила счастье и комфорт всем, кто ее знал. Она не просто изрекала религиозные принципы, она жила ими день ото дня и до сих пор так живет.
А вот тетушка Марджери оказалась полной ее противоположностью: высокая полная женщина с маленьким лицом в обрамлении тонких курчавых волос, стянутых в узел, она была очень практична, любила порядок и мгновенно раздражалась, поэтому я старалась ее не провоцировать. В доме командовала она — с ее сильной волей и доминантным характером иначе и быть не могло, — но ее также отличала доброта, она активно занималась делами церкви и благотворительностью.