Неделя | Эпицентр
Скрытый рынок
Недавно опубликованные исследования удивляют даже специалистов: нынешний кризис настолько крут, что сказался на теневой экономике. Число желающих поработать в тени растет, но наниматься им, похоже, становится все труднее — экономическая жизнь замирает
На прошедшем на днях заседании Совета Всеобщей конфедерации профсоюзов (ВКП) были приведены занятные цифры: согласно докладу ВКП, если в начале 1960-х на долю теневой деятельности приходилось всего 5,6 процента мировой экономики, то в последнее время в тени скрыто уже более 33 процентов мирового ВВП. Речь ни много ни мало о 39 трлн долларов, что больше ВВП США и Китая вместе взятых! В прошлом году средний объем теневой деятельности в европейских странах составил 18 процентов ВВП. Казалось бы, не так уж много, если не знать, что только за 45 лет ее доля в ВВП Швеции выросла в 11 раз, а, к примеру, в ВВП Германии — в 8. На сегодняшний день самая низкая доля неформальной экономики в ВВП страны у Швейцарии (6,5 процента), а самая высокая — у Болгарии (30,6 процента). Локомотивы Европы находятся в середине списка «неформалов», у Великобритании это 9,4 процента ВВП, у Германии — 12,2.
Россия в общем ряду стран — крепкий середнячок, доля ненаблюдаемой экономики у нас, согласно этому докладу, 14,4 процента и выросла с 2010 года всего-то на 3 с небольшим процента. Получается, наши дела обстоят даже лучше, чем в Европе? Торопиться с выводом не стоит: эксперты до сих пор спорят о трактовках терминов и подсчетах. Вот, например, по данным международной организации Global Financial Integrity (за 2013 год), российская теневая экономика составляет... 46 процентов ВВП страны! А по данным НИУ ВШЭ и аппарата бизнес-омбудсмена, также приведенным в докладе ВКП, только в прошлом году в России на 3 млн человек выросла доля занятых в неформальном секторе: с 13–15 млн в 2014-м до 17–18 млн человек в 2015-м. Значит, правы эксперты, когда говорят, что уход в неформальный сектор — одна из самых действенных моделей адаптации к кризису?
Фото: Анатолий Жданов
Этот вывод, однако, не однозначен, что, пожалуй, главное открытие нынешнего кризиса.
Владимир Гимпельсон, директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ, поясняет: неформальная занятость росла и в годы экономического бума. Когда люди становились богаче, у них увеличивался спрос на дополнительные услуги, которые предоставляются преимущественно неформально. Это, в свою очередь, стимулировало спрос на неформальный труд. А вот в условиях кризиса тенденции разнонаправлены. С одной стороны, люди, теряя формальную работу, ищут другую, соглашаясь в том числе на неформальную. Отсутствие вакансий в формальном секторе и низкие пособия по безработице загоняют их в тень. С другой стороны, при падении доходов падает спрос на все услуги разом.
— Эти факторы взаимно погашают друг друга,— говорит Гимпельсон и добавляет: — Поэтому кризис мало сказался на долгосрочном тренде — постепенном увеличении неформального сектора.