Россия и мир | Социология
Несогласие с будущим
В России «бум визионерства». И социологи, и политологи теперь наперегонки пытаются спрогнозировать наше будущее. Что из этого получается, разбирался «Огонек»
Страну выталкивает в будущее: ведущие социологические и экспертные центры занялись построением долгосрочных прогнозов, оценкой вероятных сценариев развития, расчетом возможных траекторий движения… На прошедшей Грушинской конференции вообще только о будущем и говорили. Почти пророчествовали. Причину такого «бума на визионерство» аккуратно приоткрыл на одной из секций конференции Андрей Фирсов, директор по коммуникациям, пожалуй, самой визионерской российской компании — Роснано: «Заниматься коротким будущим по разным причинам — и политическим, и нет — у нас в стране проблематично, прошлое мы успели исчерпать — пошли повторы, и что теперь прикажете делать? Именно поэтому все взялись за ”отдаленку“ — картины чего-то неведомого, чего еще и на горизонте нет».
И серьезно взялись! Скажем, «Валдайский клуб» — прокремлевская «фабрика мысли» — пообещал в течение этого года разработать особый индекс готовности к будущему для ранжирования всех стран на свете. Пока проект в разработке, но уже к Санкт-Петербургскому международному экономическому форуму предварительный расчет индексов стран G20 должен быть готов, а на Валдайском форуме — окончательно утвержден и представлен «широкому экспертному сообществу». Причем самое сложное здесь даже не убедить весь остальной мир, что наш индекс хорош, а самим понять, что значит «подготовиться к завтрашнему дню». Во всяком случае, пилотная дискуссия о предмете на Грушинской конференции показала большой разброд во мнениях даже среди идеологически близких собеседников.
Валерий Федоров, гендиректор ВЦИОМа, предлагая свои критерии готовности, видимо, ориентировался на богатое наследие либеральной публицистики и волей-неволей считал желательным в будущем все то, чего России сейчас недостает.
— Нужен экспорт высоких технологий, направление значительной части бюджетных денег на развитие науки и образования, появление сервисного государства, способность населения критично оценивать информацию СМИ, — пояснял социолог.— Все это приметы государства будущего. В социальной сфере важны увеличение продолжительности жизни, преодоление социального неравенства, рост гражданской активности…
И так далее — еще десятка два критериев, к которым не придраться ни одному демократу и, опираясь на которые, стране вряд ли возглавить собственный индекс. Впрочем, когда его попросили суммировать все вышесказанное, Федоров честно признался, что представляет себе общество будущего как «общество одиноких эгоистичных долгожителей». Зал выдохнул: ну таким хотя бы образование и гражданская активность не очень нужны.
Фото Александр Петросян
По поводу критерия «гражданской активности и субъектности» председатель совета фонда развития и поддержки «Валдайского клуба» Андрей Быстрицкий выразился понятнее прочих: «Этот критерий ни о чем не говорит: вот будут у вас сплошные субъекты — они перестреляют друг друга и общество развалится». После этого стало понятно, что прошлый опыт очень сказывается на суждениях уважаемых экспертов о будущем.
Дальнейшая дискуссия причудливым образом сочетала два мотива — «технооптимизм» и «человекопессимизм»: мол, с техникой в будущем все будет хорошо, а вот с людьми — не очень, и к этому-то как раз и надо готовиться. Работать людям завтрашнего дня будет негде, пенсию платить нечем, ценности обесценятся, иерархии развалятся, а жить придется «по ситуации». При этом, в отличие от советского прошлого, когда «нового человека» создавали сознательно, сейчас все как-то согласились, что «новый человек» — потерянный и отсталый от техники — в России создается сам собой: ни страна тут ни при чем, ни ее руководство, ни, чего доброго, сами эксперты.
— И это, честно говоря, пугает, — признался Игорь Задорин, руководитель исследовательской группы «Циркон». — Потому что мне кажется, что готовность к будущему — это еще и способность общества отвечать за свои поступки, а в каких-то вещах себя и сдерживать. Не все инновации одинаково полезны, и, подходя к ним ответственно, мы могли бы сделать технологическое развитие соразмерным изменениям культуры. В конце концов, человечность — это и есть преемственность, а современные технооптимисты очень напоминают революционеров 1917-го…