Андрей и Мария Платоновы. Не пара
Их любовь, трагическая и счастливая одновременно, пережила тягостные испытания. Мало кто способен вынести то, что выпало на долю Андрея и Марии Платоновых, про которых говорили, что они совсем не подходят друг другу.
Платонов с юности ощущал, что рожден «обреченным»: судьба постоянно загоняла в угол, но он упорно старался переломить ее. Однако весной 1938 года тридцативосьмилетний писатель вынужден был признать, что потерпел полное поражение. В конце апреля прямо на улице арестовали его сына Тошу, еще школьника, обвинили в измене Родине и приговорили к десяти годам лагерей.
Услышав страшную новость, Мария Александровна издала истошный вопль и начала биться головой о стену, потом шатающейся походкой пошла на кухню и открыла газ. Платонов покорно сел рядом с женой на деревянный табурет, без слов согласившись, что им и в самом деле лучше вместе вот так умереть. Через несколько минут он опомнился, вскочил, перекрыл газ, распахнул окно и силком выволок с кухни голосившую и отчаянно сопротивлявшуюся Машу. А когда та затихла, опустился перед ней на колени, стал целовать ноги и просить прощения.
Марии Александровне не надо было напоминать, что во всем виноват только он, Платонов и сам это знал: сломал жене жизнь, обрек на нищету, а теперь еще лишил обожаемого пятнадцатилетнего сына — ведь из-за него забрали Тошу, вернее вместо него... А ведь о том, чтобы сделать эту женщину счастливой, он мечтал больше всего на свете. «Маша, клянусь, я найду выход, я все улажу», — беспомощно твердил Платонов, прекрасно понимая, что ничего уладить не может, ему никогда не искупить вины перед женой.
Недавно были найдены два письма, прежде не известные, которые написал вождю отчаявшийся Андрей Платонович: «15-летнего мальчика нельзя считать политическим преступником и подвергать его полному и суровому наказанию как врага народа. <...> Мать сына — он у нас один — по естественным материнским причинам дошла до очень тяжелого душевного состояния. Два раза я предупреждал ее попытки к самоубийству. Может оказаться, что не смогу уберечь ее. Сам я еще держусь и не отчаиваюсь, т. к. верю в человечность советской власти и в Вас, и никогда большое горе не перейдет в мелкое ожесточение. Верящий в Вас А. Платонов». В другом письме он умолял Сталина забрать и расстрелять его вместо сына. Разумеется, писателю не ответили.
Все те страшные дни Платонов находился рядом с женой, опасаясь, как бы что-нибудь с собой не сотворила, даже стоял под дверью уборной, требуя, чтобы не запиралась. Он смиренно сносил жестокие упреки Марии во всех смертных грехах, убитая горем женщина однажды даже заявила, что проклинает тот день, когда впервые его увидела.
...Они познакомились в Воронеже в конце 1920 года. Пареньку в застиранной гимнастерке шел двадцать второй год. Андрей был невысоким, ладным, с яркими синими глазам, писал страстные статьи в местные большевистские газеты и считал революцию главным событием во вселенной.
«Фи, какой...» — юная Машенька Кашинцева, увидев Платонова в университетской библиотеке, даже не нашла слов, чтобы выразить свое пренебрежение. А тот вдруг замер, уставившись на нее, и растерял все свои хваленые бойкость и красноречие. Вскоре он явился к Кашинцевым в гости в сопровождении приятеля Жоржа Малюченко, считавшегося кавалером Марии. В гостях Андрей переминался с ноги на ногу, молча мял в руках картузик и грустно смотрел на барышню. Сразу понял, что они из разных миров. Машенька-то, дочь врача Александра Семеновича Кашинцева, ведет свой род от графов Шереметевых, интеллигентка и даже не провинциалка: родилась в Петербурге, училась там в гимназии. В Воронеж семья Кашинцевых перебралась, спасаясь от голода. Платонова поразил их дом в центре города: большие комнаты, пианино в гостиной. И мать, и Маша, и ее сестра Валентина — все поочередно усаживались за него, пели и музицировали — у Марии голос оказался просто превосходным. Да что голос! Андрей никогда не видел столь безупречного девичьего лица: темные глаза, тонко очерченные брови, красиво уложенные пышные волосы. А руки, а плечи, а походка... Какой контраст с простыми девчонками-работницами, среди которых он привык вращаться!
Фото: из фондов ОР ИМЛИ РАН
Конечно, Андрей понимал, что не пара Маше. Старший из одиннадцати детей слесаря железнодорожных мастерских Платона Фирсовича Климентова (псевдоним Платонов будущий писатель возьмет много позже) родился в бедности, семья его ютилась в деревянном бараке в Ямской слободе. Спали все на полу вповалку. Мать — Мария Васильевна Лобочихина — происходила из семьи бывших крепостных, не обученная грамоте простая баба, крикливая, горячая на руку. Андрей долго стыдился знакомить Машу с матерью, хотя в первый же вечер признался дома, что «навсегда влюбился».
Удивленная страстью рабочего паренька, барышня Кашинцева пару раз согласилась чинно пройтись с новым ухажером вокруг местного театра, и вот уже он принялся забрасывать ее пламенными письмами, подобных которым юная докторская дочка никогда не читала: «Мария, я Вас смертельно люблю. <...> Восемь дней мое сердце в смертельной судороге. Я чувствую, как оно вспухает во мне и давит душу. Я живу в каком-то склепе, и моя жизнь почти равна смерти. Днем я лежу в поле, в овраге, под вечер прихожу в город и иду к Вам. А у Вас я как-то весь опустошаюсь, во мне все стихает, я говорю великие глупости, я весь болею и хожу почти без сознания. <...> Не жалости и не снисхождения я хочу, а Вас и Ваше свободное чувство. <...> Простите меня, Мария, и ответьте сегодня, сейчас. Я не могу ждать и жить, я задыхаюсь, и во мне лопается сердце. Я Вас смертельно люблю. Примите меня или отвергните, как скажет Вам Ваша свободная душа». Да кто же он такой, этот Платонов? Откуда в нем такая образованность и начитанность? — недоумевала Мария.
Андрей учился рывками, его постоянно бросало из стороны в сторону. Окончив городское училище, работал в железнодорожных мастерских, потом вдруг поступил на историко-филологический факультет. Но и года там не продержался, перевелся на физико-математический. Затем ушел и оттуда — на электротехническое отделение открывшегося в Воронеже рабочего железнодорожного политехникума. Платонова всегда влекла техника, электричество, механизмы, инструменты, он вечно с чем-нибудь возился — ремонтировал, улучшал. С другой стороны, как рассказали Марии знакомые, он — местная знаменитость, профессиональный журналист, много печатается, выступая с острыми статьями.
Фото: из фондов ОР ИМЛИ РАН
Самобытный литературный талант проявился у него очень рано. Позже Андрей расскажет Марии, что в семь лет начал писать стихи и поначалу считал себя поэтом, даже посылал свои «сырые опусы» в Москву в серьезные журналы. Всюду получал отказ, но не отчаивался. «Я же электромонтер, — пояснял смиренно. — Пишу плохо, но... — тут глаза Платонова загорались огнем. — Я хочу и буду писать. Как умею». Маша, которая интересовалась литературой, в прошлом и сама баловалась сочинительством, вдруг с изумлением обнаружила, что этот удивительный электромонтер пишет не плохо, а невероятно, образно, мощно, и сравнить-то не с кем. Скорее всего, именно его талант окончательно покорил девичье сердце. Все прочие ухажеры вроде Малюченко были веселыми симпатичными балагурами, обыкновенными дамскими угодниками, не то что этот русый синеглазый парень, не вышедший ростом и не красавец вовсе.
Впрочем, Мария так просто не собиралась сдаваться на волю этой нелепой любви. И решила от Платонова бежать. В начале двадцатых годов в стране развернулась кампания по ликвидации безграмотности, и студентка Кашинцева согласилась учительствовать в глухом селе Верхнее Волошино верстах в шестидесяти от Воронежа. Подальше от Андрея и его неимоверной страсти. Через два дня в сумерках он постучался в покосившуюся избенку, где поселилась беглянка. Усталый, валящийся с ног, но счастливый, что видит ее, юноша виновато улыбался:
— Я всего на полчаса, не задержу вас.
— Как вы сюда добрались? — изумилась Маша. — Темень, глухомань.
Андрей, оказывается, брел пешком через лес, по которому рыскали волки, и чтобы было не так страшно, всю дорогу бормотал себе под нос стихи.
«Я шел по глубокому логу. Ночь, бесконечные пространства, далекие темные деревни и одни звезды над головой в мутной смертельной мгле. Нельзя поверить, что можно выйти отсюда, что есть города, музыка, что завтра будет полдень, а через полгода весна. <...> От вздоха в таком просторе разрывается сердце, от взгляда в провал между звезд становишься бессмертным...» — писал он Марии. «Это выдуманная любовь, — твердила она себе, в десятый раз перечитывая его письма. — Обычный человек не может так чувствовать. Не верю!» И писала в ответ: «Вы любите меня тогда, когда есть луна, ночь или вечер, — когда обстановка развивает Ваши романтические инстинкты. Муся».
Фото: РИА Новости
Но как ни сопротивлялись ее душа и разум, вскоре Маша сдалась под напором его чувства, и в ту зиму, когда Платонов вот так наматывал километры к любимой, они зачали своего первого ребенка. Платон, или Тоша, как все его называли, родился осенью 1922 года, тогда же стихийно началась их общая жизнь. Брак они зарегистрируют только годы спустя, и хотя Платонов настаивал сделать это сразу, Мария, равнодушная к такого рода формальностям, долго отмахивалась: «Не сейчас. Позднее. Зачем это вообще нужно, когда у нас уже есть ребенок?» Платонову же постоянно будет мерещиться, что Маша не целиком принадлежит ему и в любой момент может исчезнуть из его жизни. Даже через двадцать лет он волновался об этом.
Поначалу молодые жили у Кашинцевых (родители Маши как раз расходились), Андрей переехал к ним с одним чемоданчиком — как оказалось, набитым не вещами, а рукописями. Тесть с тещей души не чаяли в зяте-пролетарии, мать Марии, которая проживет с семьей дочери практически до своей кончины, будет защищать Андрея перед женой как родного сына. Тот, по мнению Марии Емельяновны, всегда был прав: и трезвый, и пьяный, и при деньгах, и нищий. Женщина всем повторяла, что у зятя «золотая душа, словно не от земли он». Однажды Мария в шутку спросила, что бы мать сделала, разойдись она с мужем. И услышала в ответ: «Отказалась бы от тебя, дуры. А Андрюшу бы усыновила».