Где там Куинджи: почему искусство все время воруют — и почему это совершенно бессмысленно
Esquire поговорил с музейными экспертами и выяснил, почему вору удалось легко и беспрепятственно унести картину Архипа Куинджи из Третьяковки, кто должен был ему помешать и почему его затея была обречена на провал.
Днем 27 января 32-летний Денис Чуприков зашел в Третьяковскую галерею на временную выставку «Архип Куинджи», снял со стены одну из картин и спокойно, при свидетелях, вышел из галереи с полотном под мышкой. И без того фантастическая ситуация кажется еще более странной ввиду трех обстоятельств. Во-первых, похищена была не какая-нибудь картина, а “Ай-Петри. Крым” (предполагаемым вором оказался уроженец Крыма, что привело в восторг интернет-сообщество). Во-вторых, кража состоялась в день, когда родились и сам Архип Куинджи, и глава Росгвардии Виктор Золотов, сотрудники которого охраняют Третьяковскую галерею. В-третьих, возможно, кражу бы и не заметили, если бы в это же самое время из гардероба музея не украли шубу (ее, кстати, до сих пор ищут).
Ограбление выглядит со стороны таким абсурдным и легким, как будто это не реальная история, а сцена из «Розовой пантеры». Но на самом деле, подобные кражи — явление нередкое, так что списать его на русскую безалаберность не получится. Каждый год из музеев пропадают десятки экспонатов, и статистика по количеству раскрытых преступлений неутешительна: всего 1,5%. Буквально прошлым летом неизвестный проник на выставку The Art of Banksy, снял картину Trolley Hunters со стены и унес ее.
Некоторые примеры пропавшего искусства заслуживают отдельного фильма или романа — наподобие “Шегла” Донны Тарт. В краже “Моны Лизы” 1911 года подозревали даже Пикассо (настоящим вором оказался нанятый для остекления картин сотрудник музея — он просто задержался в туалете после закрытия и ночью украл работу). Гентский алтарь крали чаще всего в истории — частями. Пропажа фрагмента в 1934 году заставила сомневаться даже в добропорядочности гентского епископа: вскоре после исчезновения работы из церкви на его счет поступил миллион бельгийских франков. Две из четырех версий “Крика” Эдварда Мунка украли в 1994 и 2004 годах: первую работу нашли, когда похититель запросил миллион долларов, вторую — при нераскрытых обстоятельствах. Еще меньше везет, к сожалению, скульптуре и паблик-арту: в 2000-х была целая волна попыток сдать работы великих скульпторов на металлолом — “Солнечные часы” Генри Мура, например, воры пытались продать всего за £46.
А кражей века считается ограбление музея Кюнстхал в Роттердаме в 2012 году: за три минуты грабители вынесли семь картин, купленных на пике рынка за суммы от $6 до 15 млн. Среди них — Пикассо, Фрейд и Гоген: похитители собирались ограбить другой музей, но их привлекли афиши Кюнстхале с описанием выставки шедевров из частной коллекции. Преступников поймали, но работы не нашли — мать одного из грабителейутверждает, что сожгла полотна.
Неужели все так просто? И если да, то почему музеи ничего не предпринимают? Куда в момент кражи смотрит служба охраны? Насколько легко будет продать украденный шедевр — и таким образом сделать себе состояние? Вопросов много, разберемся по порядку.
Факт 1: безопасность во всех музеях одинаковая
После злополучной кражи в Кюнтсхале тоже много говорили о системе безопасности. Выяснилось, что в музее по ночам охранников нет, только камеры и сигнализация. Более того, местные СМИ сообщали, что за неделю до кражи через тот же черный ход вышли посетители, случайно застрявшие в музее.
На деле же система безопасности во всех музеях примерно одинаковая: камеры наблюдения, датчики движения, охрана. «Надо понимать, что не бывает более или менее безопасных музеев, а стандартные нормы экспонирования не требуют приставлять к каждой картине охранника или оснащать ее GPRS-трекером. Все условия заранее обговариваются с владельцем — вплоть до того, как именно картина будет крепиться на стену. За мою практику был только один случай, когда частный коллекционер потребовал охрану для полотна. А когда мы выставляли Левитана, Израильский музей попросил установить сигнализацию. Мы пытались убедить коллег не делать этого, потому что картина была прикручена так, что ее нельзя было даже подвинуть. Но это было требование владельца, а мы никогда не торгуемся с владельцем, — рассказала Esquire Мария Насимова, директор Еврейского музея и центра толерантности. — Третьяковская галерея выполнила свой базовый минимум, а все, что случилось после — это, возможно, нерасторопность смотрителей. Никто не мог такого ожидать».
Правда, после инцидента с Куинджи на все картины временных выставок в Третьяковской галерее все-таки решили устанавливать электронные датчики безопасности — на всякий случай.
Факт 2: для каждой новой выставки нужна новая система охраны
При монтаже временных выставок появление новых слепых зон неизбежно, и задача музея — приложить максимум усилий, чтобы их не осталось. «Каждый раз, когда мы меняем экспозицию и выстраиваем новую архитектуру, мы должны полностью менять систему видеоснабжения — ставить камеры на новые точки и подключать их к основной системе защиты. У нас везде стоят смотрители, слепых зон нет. Но это все стоит денег», — продолжила Насимова.
В целом, система безопасности любого музея ограничивается лишь фантазией руководителя и количеством средств — новые технологии в сфере охранного оборудования, как и в других сферах, появляются едва ли не каждый день, а их стоимость может достигать десятков и сотен миллионов рублей. Например, даже из этого небольшого перечня 2007 года, рассказывающего о системах охраны в нескольких крупных арт-институциях — от парижского Лувра до Музея исламского искусства в Катаре, — видно, что все крупные музеи по-разному подходят к вопросу безопасности, и никакой единой эффективной системы нет.