«Сколково», МФТИ и разрывы в цикле инноваций
На российских инновационных рынках, в том числе летающих беспилотников и кибербезопасности, создаются крупные инновационные компании
Санкции и уход западных технологических компаний с российского рынка создают не только проблемы, но и возможности для российских инноваций. Однако для того, чтобы научные разработки и технологические стартапы смогли развиться до крупного производства, необходимо организовать конкурентный спрос на инновации и восполнение дефицита кадров, в том числе в сфере инновационного менеджмента. Об этом «Эксперту» рассказал генеральный директор инвестиционной платформы Sk Capital (работающей в том числе с резидентами «Сколково») Владимир Сакович, возглавивший в начале 2023 года кафедру технологического предпринимательства в Московском физико-техническом институте (МФТИ).
Разрывы инноваций
— В чем основная проблема русских инноваций? С какими разрывами инновационного комплекса в России вы работаете?
— Мы работаем с циклом движения капитала. Например, каков жизненный цикл стартапов? В начале они привлекают инвестиции у бизнес-ангелов — друзей-знакомых, потом начинают подключаться венчурные фонды, потом фонды прямых инвестиций, и в конце концов стартап либо выходит на IPO (это в мировой практике где-то десять процентов так называемых экзитов — выходов), либо продается стратегическому инвестору (девяносто процентов экзитов). На выходе, когда происходит IPO или, тем более, продажа стратегу, все, кто раньше в этот стартап вкладывался, получают деньги — иногда выходят с убытком, но, конечно, все надеются выйти с доходом. Но на этом пути многие стартапы закрываются и банкротятся, до точки экзита не доходят. Поэтому экзит успешного стартапа должен приносить много денег, чтобы покрыть для венчурных инвесторов убытки от неуспешных стартапов, если мы хотим, чтобы инвестиционный цикл работал. Если цикл не работает или работает плохо, начать настраивать нужно с конца.
— То есть проблема в том, захочет ли кто-то купить дорого технологический стартап на стадии выхода?
— Да. Девяносто процентов всех выходов в Америке — это корпорации. Но зачем они покупают стартапы? Обычно они покупают инновации, потому что хотят преуспеть в конкурентной борьбе: не купишь ты — купят твои конкуренты. Корпорации часто сами не успевали бы так быстро что-то изобретать, если бы не было небольших инновационных компаний, поэтому корпорациям выгоднее покупать уже придуманное. Наиболее часто это происходит в фармацевтике: большинство компаний уровня Pfizer почти ничего сами не изобретают. Но они постоянно смотрят, какие появляются на рынке новые таблетки, и скупают. А уже у Pfizer, в отличие от стартапов, есть модель дистрибуции по всему миру, работа с регуляторами, маркетингом.
Или сектор полупроводников. Раньше можно было и без своей микроэлектроники: позвонил, все привезли, хоть за доллары, хоть за рубли. Сейчас не так, в Америку не позвонишь. А в самой Америке у сектора микроэлектроники какая конфигурация? Если вы придумали стартап в микроэлектронике, нишевый, но удачный, вас может купить либо Intel, либо АMD, либо Qualcomm, список можно продолжать не на одной руке. Но в этой ситуации Intel будет думать: «Лучше куплю я, если это дело важное, чем АMD получит эту технологию». У нас в России такой конкуренции нет. В России нет крупных передовых богатых компаний в микроэлектронике, которые могли бы купить стартап.
— «Микрону» не предлагать?
— «Микрон» стартапы не покупает, «Микрон» постоянно думает, как бы ему самому выжить. У нас есть крупные корпорации, но они тоже не часто покупают стартапы, и на то есть по меньшей мере две причины. Первая: у крупных корпораций нет рыночных стимулов покупать стартапы. У нас многие корпорации не имеют акционерной стоимости. А вот, к примеру, Intel — это публичная компания, они каждый день думают, сколько стоят их акции и как сделать так, чтобы завтра они стоили больше. Для этого нужно объяснить инвестору, почему завтра вы будете лучше, чем вчера, поэтому часто и происходят какие-то сделки, чтобы росла цена акций. У нас в стране, например, пара крупных государственных корпораций занимается в том числе полупроводниками. Но сколько они стоят?
— Государственная тайна?
— Это отсутствие тайны, нет предмета для тайны. Такой стимул, как капитализация, отпадает. Не работает и конкуренция: нет опасения, что стартап первым купит конкурент и станет от этого больше стоить или захватит новые рынки, — у нас рынки более или менее монополизированы. И это важный вопрос — как сделать так, чтобы появлялись конкурентные стимулы на потребление инноваций: либо на покупку стартапов, либо хотя бы на потребление продукта — хотите что-то улучшить у себя в бизнесе, покупаете инновационный продукт.
— У нас не боятся не успеть купить стартап, у нас боятся не успеть получить госденьги?
— При этом публичность внесла бы в этот процесс лишнюю прозрачность. А если ты непубличный, у тебя таких головных болей не возникает.
Но есть еще и вторая причина — размеры рынка. Часто, чтобы инвестировать в ту или иную инновацию, вы должны иметь очень большой рынок для сбыта этой инновации. Вот почему в России не очень развита разработка передовых фармацевтических препаратов: изобретение новой таблетки так дорого, что окупится только в том случае, если вы эту таблетку сможете продавать всему миру, не только России. Тот же Pfizer имеет глобальную дистрибуцию, и он может покупать стартапы дорого. Или, опять же, микроэлектроника: построить полупроводниковую фабрику, чтобы иметь возможность производить чип нового поколения, стоит десятки миллиардов долларов. Зависит о того, сколько нанометров у вас: четыре, восемь, — но минимум 20 миллиардов долларов достань и положи. Разработка нового чипа тоже стоит миллиарды долларов. Окупается эта история только в том случае, если вы имеете рынок в сотни миллионов чипов.
Но сотни миллионов процессоров — это только мировые рынки, на национальных рынках такого нет. Поэтому инвестиции в инновации в России часто не окупаются — локальный рынок, работать на глобальном мы только учимся. Вот почему цикл от бизнес-ангельских денег до выхода инновации на рынок у нас не складывается. Последние десять лет назад многие венчурные фонды, бизнес-ангелы инвестировали в стартапы, верили в светлое будущее (обычно десять лет стартап развивается до продажи стратегу). Это время прошло — и никто не покупает стартапы. Из-за этого инвесторы на ранних стадиях делают вывод, что нет смысла дальше вкладываться.
— Кто-то успел уйти на мировые рынки?
— Не много примеров. Но надежда есть: инвесторы идут туда, где можно заработать. Понятно, что сейчас определенные риски для инвесторов есть в России, и какие-то из них, может быть, возросли. Но какие-то уменьшились.
Что нужно, чтобы с этим циклом все-таки как-то проблемы решать? Во-первых, работать с международными рынками, то есть искать технологии, которые могут быть проданы на международном рынке с учетом всех ограничений. Самое главное ограничение в России — оно в головах: кому мы нужны. Важны не только сами технологии, важны каналы доставки этой продукции, финансовая инфраструктура, которая будет позволять вам эти вещи продавать, лизинг, кредит. Это первая история. Вторая история — в России должна повыситься конкуренция среди крупных компаний за стартапы.
— Или появиться какие-нибудь другие стимулы для крупных компаний покупать инновации.
— Я сейчас говорю про рыночные стимулы. Могут быть какие-то другие стимулы. Сейчас появился дополнительный стимул, но он на самом деле тоже очень даже рыночный — это уход западных поставщиков. Когда выбыли элементы производства, компании вынуждены сами инвестировать в технологии. Я думаю, что эти стимулы как-то потихонечку начнут работать. Но даже если ушли иностранные поставщики, не помешала бы и рыночная конкуренция — всегда есть возможность сделать не хороший продукт, а тот, который сделать легче.