Автомобильные джинсы
О простоте в дизайне, которую ждут миллионы
Все детство я рисовал шариковой ручкой автомобили будущего. Мечтал стать дизайнером, но не знал, где этому учат. Еще меня смущало, что среди советских товаров, от фотоаппаратов до электробритв, было так много откровенных копий западных аналогов, что означало: промышленному дизайну в нашей стране отведено место на задворках. Поступать я решил в Бауманку. Из остальных институтов брали в армию, из Бауманки – нет. Так я стал учиться на инженера-механика по сварочному производству, но продолжал интересоваться автомобилями. В 1991 году попал в Музей АЗЛК, а там договорился о встрече с главным дизайнером завода. Это был парень лет тридцати, который, как я понял, занял должность по знакомству. Посреди его огромного кабинета стояла графическая станция с плоттером. Она стоила фантастических по тем временам денег – тысяч 150 долларов. На станции лежали лыжные ботинки, лыжный комбинезон, лыжные палки и сами лыжи. «Что это?» – спросил я. «Это мое, я увлекаюсь горными лыжами», – ответил хозяин кабинета. Оборудование, о котором в Бауманке могли только мечтать, на АЗЛК стояло без дела.
Как студент Бауманки я попал по обмену в Магдебургский университет, а с 1994 года постоянно живу в Германии. В 1998 году я подготовил работу «Мое представление автомобиля», в которой обрисовал варианты спасения завода АЗЛК: на основе каких принципов и каких моделей он может продолжить развитие. Рубен Асатрян, директор «Москвича» и по совместительству профессор Бауманки, прочитал работу и заметил: «Люди, которые позволили такому человеку уехать в Германию, государственные преступники. Он нужен здесь, в России». Позже я приезжал на АЗЛК со своими предложениями и эскизами. Из базовой модели, «Москвич-2141», получалось как минимум еще четыре: седан, удлиненный седан, трехдверный хетчбэк и универсал. Продольное расположение двигателя позволяло применять по необходимости полный привод. Но никому эти идеи оказались не нужны.