«Началось брожение, но работало оно не так, как на Западе»
Как протестовала советская молодежь и почему в СССР не было студенческих волнений
Молодежь занимала важнейшее место в советской идеологии и культуре, она всегда была символом будущего, поколением, которое, предположительно, увидит коммунизм. Тем не менее сама молодежная активность почти всегда строжайшим образом контролировалась и вполне успешно подавлялась властью. Политическая деятельность молодого поколения была эксцессом, и тем не менее она существовала. Об этих иногда полуневидимых, а иногда хорошо различимых феноменах, о том, почему не случилось советского аналога студенческих волнений 1968 года и как трансформировалось политическое существование молодых людей от оттепели до перестройки, Игорь Гулин поговорил с историком советских молодежных движений Дмитрием Козловым.
Есть сложившийся образ советской оттепели с активным участием молодежи в социальной жизни и культуре. Но, в отличие от западного мира того же времени, в СССР будто бы не было идущих снизу движений — рассерженной молодежи, которая чего‑то требует, хочет перемен. Мобилизация кажется структурированной государством. Почему это так?
Поколение советских беби-бумеров — людей, которые родились в самом конце и сразу после Второй мировой войны,— это то же поколение, которое в 1968 году бьется за кампусы в Беркли и в Париже. Советские ребята росли примерно в тех же условиях пострадавшей от войны страны, что их европейские ровесники. Почему они пришли к 1960‑м с другим настроем? У этого были причины в предыдущем десятилетии: тогда у советской молодежи началось брожение, но работало оно не так, как на Западе. После ХХ съезда КПСС недовольство, которое могло бы быть направлено против поколения отцов, канализировалось в идею культа личности: был дурной период, за который ответственен Сталин, банда Берии; мы преодолеем это наследие и будем жить хорошо. Эта идея соответствовала интересам государства, как они формулировались в 1956 году Хрущевым, и предлагала четкую преемственность поколений: деды сделали революцию, отцы защитили ее в Великой Отечественной войне, а сыновьям и дочерям нужно дальше строить коммунизм. Но она разделялась и молодыми людьми. Молодое поколение и режим в целом совпадали в своем настрое. Однако 1956 год — это не только ХХ съезд, это еще и бунт в Венгрии. Правительство Имре Надя пыталось развить линию Хрущева, остро стоял вопрос, что делать со своими сталинистами, которые были повинны в репрессиях 1940‑х годов. Это нашло огромную поддержку у молодежи. И это сильно напугало советские власти. Андропов, который был тогда послом в Венгрии, объяснял товарищам из Политбюро, что если дать молодежи слишком много свободы, это может обернуться самыми плохими по‑ следствиями. Это видно даже на уровне документов обкомов: в октябре-ноябре 1956 года все очень боялись повторения Будапешта — вот начнут читать стихи, а потом будут вешать коммунистов на столбах. Ответом на брожение осени 1956 года стала массированная кампания арестов.
А эти опасения соответствовали каким‑то настроениям среди самой советской молодежи?
В 1956 году по отношению к Венгрии было такое же возбуждение, как и двенадцатью годами позже по отношению к Чехословакии. Не все понимали, что там происходит, но многие в СССР видели в венгерских событиях продолжение борьбы за обновленный социализм: там пошло то, чего мы так хоте‑ ли здесь, а эксцессы — это уже вина оккупационных советских войск. И венгерское восстание, и подавление Пражской весны вообще воспринимались не только и не столько как исторические события, происходящие на наших глазах. Они давали возможность сформулировать свою позиции по важным политическим и этическим вопросам. Что такое свобода и достоинство? Какими средствами возможно их защищать? Где проходят границы вмешательства в политику другой страны? Какова роль советской армии в установлении и поддержании восточноевропейских режимов? Поэтому события в «братских» странах вызвали сочувствие у совершенно разных идеологически людей — они проецировали на эти события свои убеждения и надежды.
Как происходило расхождение государства и молодежи?
После ХХ съезда Хрущев занял выжидательную позицию и не торопился обновлять социализм, хотя, казалось бы, после развенчания культа личности это было бы логичным шагом. Тогда — как и на Западе — в СССР как раз появляются более авангардные, более радикальные молодые люди, которые хотят быстрее двигаться в сторону коммунизма. В основном это городские ребята, студенты и молодые рабочие. Но, в отличие от европейских левых, они живут не в капиталистической стране, они живут в Советском Союзе. В своих кружках они прорабатывают те же идеи, которые выдвигает Хрущев,— критику Сталина, попытку найти альтернативу в Ленине и других социалистах, необходимость возобновить революцию, которая была опошлена и предана. Однако события в Венгрии вызывают мощную реакцию властей, и эти подпольные левые мечтатели попадают под волну самой массированной после смерти Сталина репрессивной кампании. В 1957 и 1958 годах по 58‑й статье было арестовано более трех тысяч человек — ни в один другой год после смерти Сталина число осужденных за «контрреволюционные» преступления не исчислялось тысячами. В 1968‑м, к примеру, вообще были арестованы 54 человека за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и 75 — за «клевету на советский строй» (эту статью добавили в Уголовный кодекс в 1966‑м).