Куда бегут музы
Эскапистская графика Ольги Гильдебрандт-Арбениной
В галерее Ильдара Галеева открылась самая большая выставка Ольги Гильдебрандт-Арбениной (1898–1980), известной нам как адресат стихов Николая Гумилева, Осипа Мандельштама и Михаила Кузмина и других поэтов Серебряного века и предстающей здесь художницей неуловимого обаяния и печальной судьбы.
Любой текст об Ольге Гильдебрандт-Арбениной начинается с ритуального перечисления: Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Михаил Кузмин. «Женский голос в телефоне…», «Эльга! Эльга! — звучало над полями...», «Возьми на радость из моих ладоней...», «Я наравне с другими хочу тебе служить...», «За то, что я руки твои не сумел удержать...», «Любовь чужая зацвела...», «Сколько лет тебе, скажи, Психея?» — этих и других строк достаточно, чтобы остаться в истории в роли музы. И она, барышня из актерской семьи, прекрасно сыграла эту роль, именно сыграла — с глубоким понимаем историко-культурной значимости подобных ролей, что сполна отражено в ее дневниках. Родители служили в Императорских театрах, но ее, чаровницу-сильфиду-психею, не растил пошлый мир гримерок и кулис — отец, Николай Гильдебрандт, взявший сценический псевдоним Арбенин, человек дворянских кровей и интеллигентско-дворянского воспитания, был, помимо актерских талантов, интеллектуал, театральный критик, переводчик, главным образом — немецкой и австрийской драмы, детям дали хорошее образование. После гимназии Лохвицкой-Скалон и педагогических курсов она, как и старшая сестра, выбирает родительский путь и актерскую школу, но ее театральный роман с Александринкой был недолог — самым ярким эпизодом в нем стало участие в мейерхольдовском «Маскараде».
Это тоже особый дар — оказываться не только в центре мужского внимания главных героев эпохи, но и в центре ее главных событий, если понимать под «эпохой», «событиями» и «героями» исключительно историю культуры. «Сумасшедший корабль» Дома искусств, легендарного ДИСКа, круг Кузмина, круг Детгиза, обэриуты, группа «13» — и всюду она, героиня ненаписанной «поэмы без героя» о Ленинграде 1920-х — начала 1930-х. Впрочем, литературный «донжуанский» список Гильдебрандт-Арбениной правильнее начинать не с Гумилева, а с Леонида Каннегисера, не успевшего стать большим поэтом, и заканчивать Юрием Юркуном, весь архив которого, включая множество неопубликованных сочинений, погиб, частью конфискованный при аресте, частью пропавший в блокаду. Каннегисер, убийца Урицкого, Гумилев, схваченный в связи с делом Таганцева, и Юркун, проходивший по делу «террористической писательской организации», были расстреляны, Мандельштам сгинул в лагере — исключительно историей культуры эта пьеса не ограничилась, ей досталась роль музы трагедии.
От отца она унаследовала не только актерский, но и писательский дар, реализовавшийся не в абсолютных и автономных театральном и литературном измерениях, а в этой трагической драматургии жизни. Влюбленная, как все гимназистки ее лет, в Александра Блока, она писала стихи, послала их Валерию Брюсову, получила ответ, нелестный, поклялась стихов не писать, клятвы, похоже, не сдержала, коль скоро потом ходила на занятия поэтической студии Гумилева в ДИСКе. Но ее дневники, письма, воспоминания — чистая поэзия в прозе, музыкальный ритм, печальная лирика (некоторые фрагменты будут впервые опубликованы в каталоге выставки). В одном из лучших спектаклей покойного «Гоголь-центра», «Кузмин. Форель разбивает лед» Владиславса Наставшевса, были использованы воспоминания