Ключ в один конец
«Сумасшедший корабль»: Ольга Форш прощается с современностью
Виздательстве АСТ вышло приуроченное к 150-летию Ольги Форш переиздание «Сумасшедшего корабля» — написанного в 1930 году романа с ключом о жизни петроградской интеллигенции, странной и недооцененной книги эпохи великого перелома.
Ольга Форш — довольно необычный в русской литературе ХХ века персонаж. Дочь и невестка двух известных царских генералов, двоюродная племянница Павла Флоренского, теософка, участница Вольфилы (Вольной философской ассоциации, практически все члены которой или эмигрировали, или были репрессированы). Все это, казалось бы, совершенно не располагало к карьере в советской литературе и вообще к выживанию в сталинское время. Однако Форш нашла себе относительно безопасную, но достойную и вполне почетную нишу — исторические романы и пьесы. Главным образом — о судьбах представителей русской демократической интеллигенции (Радищеве, декабристах и пр.). Их она и писала с 1920-х годов до конца своих дней. Она пережила всех сколько-нибудь значительных литераторов своего поколения и спокойно умерла в 1961 году в возрасте 88 лет, окруженная добродушным уважением: в воспоминаниях о Форш младших коллег встает образ умной и веселой бабушки. Книги ее издавались до конца советской власти, а потом были практически забыты — за исключением «Сумасшедшего корабля». Роман этот, разгромленный критикой и не переиздававшийся до перестройки, был эксцентричным загибом в ее писательской карьере, но пережил все остальные вещи Форш.
«Сумасшедший корабль» обычно упоминают третьим в коротком списке романов с ключом о жизни ленинградской богемы 1920-х — после «Козлиной песни» Константина Вагинова (1927) и «Скандалиста» Вениамина Каверина (1928). Форш действительно пишет вслед этим двум книгам. Это любопытный момент: Форш старше Вагинова на 26 лет, Каверина — на 29, но она очевидным образом перенимает манеру, позицию младших прозаиков. Здесь описана та же среда, отчасти — те же люди (сам Каверин появляется у Форш; Вагинова в ее романе почему-то нет, но запросто мог бы быть: он был участником гумилевского кружка «Звучащая раковина», о котором Форш пишет). Основной прием — тот же. Форш скрывает знакомых за прозрачными ироничными прозвищами, но иногда, как и ее предшественники, мешает черты прототипов, превращая портреты в собирательные образы. (Стоит сказать: в новом издании есть комментарий