Человек растерянный
Как Федерико Феллини и Марчелло Мастроянни придумали нового героя послевоенной Европы
60 лет назад вышел экзистенциальный фарс «8 ½» Федерико Феллини — бесконечно расширяющаяся вселенная, возможно, главный фильм мирового кино. Феллини хотел снять фильм о человеке, а получилось кино о Европе ХХ века и о новой иконе маскулинности: Марчелло Мастроянни сыграл в этом «извилистом, сверкающем, текучем лабиринте воспоминаний» инфантильного героя-любовника, растерянного героя-интеллектуала, забывшего, о чем он хочет сказать, не знающего, где явь, а где мечты.
Герой-любовник
До того как стать актером, Мастроянни работал строителем, бухгалтером, учился на архитектора, потом играл в университетском театре, потом в труппе Лукино Висконти — от тех времен осталось много театральных баек. Как Висконти чуть было не выгнал его из театра, потому что он играл «как горилла», Мастроянни от страха пошел и напился перед репетицией, и только тогда Висконти его похвалил: «Молодец, я понял, тебе надо пить, чтобы работать». Как Мастроянни заснул на сцене во время спектакля «Смерть коммивояжера», потому что от скуки начал считать окна картонного небоскреба. Как он играл Соленого в «Трех сестрах», но думал, что ему больше подошел бы романтичный Тузенбах.
Монструозного романтика он сыграет в «Сладкой жизни» в 1960 году. Легенда гласит, что Федерико Феллини сразу предупредил его: «Я выбрал вас не потому, что вы хороший актер,— я вообще не знаю, какой вы актер, а потому что вы неизвестны». Режиссер собирался позвать на главную роль Пола Ньюмана, но решил, что тот слишком хорош собой. То ли дело Мастроянни — никому не известный актер с «нормальным лицом». Пройдет не так уж много лет, и кинокритик Роджер Эберт напишет, что для роли в «Постороннем» Висконти (1967) Мастроянни слишком ярок, «я бы предпочел пустое место».
Ярким его сделал Феллини. И послевоенная тоска по новой романтике — романтике простого растерянного человека. Италия 30–40-х, изможденная героической фашистской риторикой, не могла похвастаться великими романтическими актерами. Ей нужен был новый герой, в котором не будет брутальности, не будет самодовольства, не будет желания победы. Наоборот — он должен быть готов к поражению, к разочарованию, к усталости. Потому что таким оказалось все поколение — все, родившиеся в 20-х, выжившие во времена диктатуры, видевшие смерть и голод. Марчелло Мастроянни никогда не стремился вернуться в деревушку Фонтана-Лири, где он родился: не хотел вспоминать, в какой нищете жила его семья.
Марчелло Мастроянни у Феллини — не завоеватель, а запутавшийся в себе гедонист, человек, который быстро трезвеет и быстро оглушает себя, чтобы не думать о реальности,— стал новым героем итальянского и вообще европейского кино. Эпизод из «Сладкой жизни», где молодой и нетрезвый Марчелло сначала устало наблюдает за тем, как героиня Аниты Экберг рассекает волны фонтана Треви, а потом безо всякой охоты идет на ее зов, стал культовой любовной сценой — хотя в ней нет ничего от любви, есть лишь игра на публику, свет римской ночи, исключительный и неповторимый опыт «великой красоты». И великой свободы. Мастроянни позже объяснял, как его изменила работа с Феллини: «Впервые в жизни я пребывал в состоянии полной свободы, в полном согласии с самим собой, со своими изъянами, недостатками, со своими ограничениями, белыми пятнами».
После этого фильма — и в первую очередь после этого эпизода — актер навсегда превратился в икону новой маскулинности, новую версию итальянского «мачо», latin lover. Он так и не смог избавиться от этого ярлыка. Таким был истинный герой ХХ века: он жил напоказ, он исследовал собственную пустоту, он чувствовал себя шутом, властителем жизни, лузером. Меланхоличный интеллектуал, ироничный инфантил, не очень-то счастливый, но и не особо стремящийся к счастью.
Этот портрет испортил Мастроянни всю карьеру — его хотели видеть героем-любовником, продюсеры загоняли его в это клише, а журналисты приписывали ему романы со всеми главными актрисами мирового кино (довольно часто, правда, у него действительно были с ними романы). «Мое сексуальное поведение — мое личное дело»,— отвечал его герой женщине, которая собиралась его убить в фантастическом триллере «Десятая жертва» Элио Петри (1965). Ее сыграла Урсула Андресс, первая девушка Бонда,— с Мастроянни они встречались официально.
«Возможно, я не был достаточно ироничен, когда играл роли сердцеедов, и зрители решили, что я предпочитаю эти роли»,— говорил Мастроянни уже на закате жизни. И уморительно описывал сцены поцелуев: «Тебе жарко, ты потеешь, актриса должна быть осторожной, чтобы не было складок на шее, это все какие-то акробатические этюды... у меня шея кривая из-за того, что приходилось часто целоваться на экране».