Рома Peeks
Граффитчик-вышивальщик, ковродел-кидкорщик, куратор-агроном

Важно! Команда Собака.ru отправилась с Ромой на поля, где пасется золотое руно: усадьба «Курочка Ряба» оказалась идеальным местом для арт-медиации с коврами в плотном окружении мифически красивых козлов и баранов.
Рома Peeks — бывший московский граффитчик и нынешний петербургский арт-ковродел и фристайл-вышивальщик. Его кидкорные ковры висят в Третьяковке и в резиденции Hideout, числятся в коллекциях комика Оливера Три и рэп-ювелира Alligator Jesus, а его наивные иллюстрации — повод для коллабов с петербургскими брендами от «буше» до «Зенита». Его искусство может показаться мультяшным и уютным, но в душе Рома — страстный монументалист и даже немного Линч. Обсудили с Ромой ковры из пакетов, роборуки и родной Обводник.

Знаю, что арт-резиденция Hideout заявилась на ярмарку 1703 и ты будешь хедлайнером их стенда. Уже ткешь новую порцию кидкорных ковров?
Я больше ковры руками почти не делаю, я только их рисую. В какой‑то момент я понял, что это просто механика: не нужно никакого таланта, чтобы делать ковер. Потому что в ковре известно, что выйдет в итоге: есть эскиз, по которому ты ничего лишнего не изобретешь. Это неинтересно как процесс. Я раньше делал ковры во фристайле, задавал тему в голове и набивал сразу тафтинг-пистолетом без наброска. Вот это увлекательно. Но сейчас я делаю эскизы, а механику делает роборука. Мой друг Максим Силенков написал программу для нее, а я настроил все детали пистолета — используем в арт-резиденции «Сильно» в Дербенте.

В Дагестане роборука-ткач, должно быть, выглядит вызывающе. Там же центр ручного ковроделия: сумахи, килимы, табасаранские, дербентские!
Кто плетет, тот плетет. Например, высоко в горах есть селения, где живут женщины, которые плетут ковры. Как это понять? Несложно, но страшно немножко: там на кладбищах везде плиты, на которых изображены ножнички.
Я к этим мастерицам обратился со своими эскизами, но они ответили: «Мы не умеем». То есть они специализируются исключительно на орнаментах, которые делают всю жизнь. Мама, бабушка у них так же делали. Это невероятный труд.
Суперспецы по традиционным коврам остались не только в Дагестане — это прежде всего целые семьи ткачей в Иране. У меня опыт с коврами гигантский. Я до того, как стал их сам делать, занимался продажей традиционных персидских, индийских и афганских ковров. Я ездил по домам на Рублевке и замерял пространство под эти ковры. И я знаю кучу всяких бандитов из-за этого, олигархов наших. Я ездил в Иран, Афганистан по текстильным делам.

Сейчас ковер предлагают сделать в каждой второй подворотне: хочешь — со смайликом, а хочешь — с цветочком! Можно всем офисом на мастер-класс прийти, а можно вдвоем — на сеанс нежного ткачества. Как жить художнику с текстильным уклоном в такой ситуации?
Это проблема, да. Ковер — очень легкий предмет для восприятия. И люди накупили пистолетов для тафтинга и стали делать мастер-классы и зарабатывать только на этом. Приходят клиенты и набивают одинаковые сердечки c глазками как у Comme des Garçons. Или надо на ковре написать какую‑нибудь тупую фразу, которую человек подарит другому человеку, и тот посмеется. Выводят что‑то типа «Выходи за меня… на работу!» Это все грустно, реально грустно. Как в искусстве: есть искусство, которое люди смотрят, предвкушают, о котором думают. А есть искусство, на фоне которого фотографируются. То, которое лайки собирает, грубо говоря. Я знаю, какой арт делать, чтобы был такого рода успех. Но за этим успехом только лайки. Ты нигде не выставляешься, в какую‑то арт-тусовку тебя не позовут. Да, все будут фоткаться на фоне твоей работы и комментировать типа «вау, смотри, как смешно».