Антон Секисов
Писатель, поэт и автор телеграм-канала «Секир завидует» Антон Секисов написал сенсационный литературный путеводитель по петербургским некрополям «Зоны отдыха». Книга моментально стала бестселлером — элегически настроенные петербуржцы разбирают ее в «Подписных изданиях» и дарят друг другу на день рождения (да!). Любовь (или созависимость?) Секисова с Петербургом началась в 2021 году с его метамодернистского мокьюментари «Бог тревоги», за которое он был номинирован на премию «Нацбест» (легенды андерграунда Леха Никонов и Евгений Алехин фигурируют в романе в роли невских Вергилиев!). А В 2023-м вышел сюрреалистический триллер про петербургские коммуналки «Комната Вагинова» — оммаж ленинградскому писателю и поэту-обэриуту.
Первая поездка в Петербург в 16 лет, кикиморы и Серебряный век
Как ты впервые оказался в Петербурге?
Мне было 16 лет, и мы приехали в Петербург с мамой и с отчимом. Жили в странном отеле-усадьбе рядом с Петергофом: атмосфера готических романов, всё в сумраке свечей бегали какие-то девочки смеющиеся в белых платьях. Впечатление от города было смазанное: за несколько дней нужно было все осмотреть. Петербург тогда мне очень не понравился, какая-то тревога сразу накатила, и в то же время апатия. Мне захотелось как можно
скорее оттуда уехать.
Потом я много раз приезжал в Петербург уже в студенческие годы и всякий раз ловил себя на этой мысли. Но, вопреки любой логике, снова и снова возвращался. Я так и не нашел для себя рациональной причины, почему меня тянуло сюда вопреки собственным желаниям. Однажды студентом я приехал на выходные, у меня был поезд обратно в полночь, в воскресенье, но мне стало настолько невыносимо, что я поменял билет на дневной, понял, что еще несколько часов просто не продержусь в этом дьявольском городе. А через две недели снова приехал. В общем, с Петербургом сразу завязались болезненные отношения.
А что ты думаешь о природе этой тяги? Что она из себя представляет?
Только недавно, живя три или четыре года в Петербурге подряд (а я не из Петербурга, что важно), я понял, как это устроено. Петербурга на самом деле не существует.
В первые месяцы жизни ты наслаждаешься архитектурой, поэзией города, интереснейшими людьми, которые здесь живут. Но в какой-то момент — раз — и ты
понимаешь, что вокруг только туман над болотом, а ты в нем кикимора, которая ползает в этой жиже и пускает пузыри. На самом деле это город, который внушен парами болот, монструозная галлюцинация. Когда ты наездами в Петербурге, то ты как бы только пенку снимаешь. Эти пары на тебя действуют, ты этой галлюцинацией наслаждаешься. А вот если остаешься и живешь здесь — видишь, как все на
самом деле в Петербурге устроено. Но, сознавая это, я все равно хочу окончательно укорениться в этом городе, это будет как такой суицид своего рода. Хочется раствориться в Петербурге и забыть, кто я такой и как меня звали.
Мне кажется, в этих миражах одна картинка сменяет другую. Раз — и вот через эти черты проступает какая-нибудь другая эпоха, другое время, другие люди. Для тебя это так?
В Петербурге, мне кажется, даже самый нечувствительный человек может увидеть сквозь реальность другие эпохи, прозреть их. Для этого мало что нужно, это не современные Афины, через которые, даже приложив усилия, не разглядишь условную Академию Платона.
Со времен Серебряного века в Петербурге практически ничего не поменялось, поэтому, читая мемуары и воспоминания той эпохи, ты гуляешь по центру и вообще не чувствуешь разницы. Мне кажется, сюжет фильма «Полночь в Париже», где герой переносится в прошлое, здесь даже не сработал бы. Петербург столетней давности присутствует в полной мере в повседневной жизни. Как и типажи — все время встречаются какие-то поэты, похожие на поэтов Серебряного века, какие-то гимназисты, батюшки, революционеры. Ивтоже время персонажи из 1990-х, панки с ирокезами. В Петербурге все эпохи как-то спрессованы, в сравнении с Москвой, где всё и все время меняется.
Почему ты любишь Серебряный век?
Он притягивает загадочностью, ореолом тайны. Он ближе нам, чем XIX век, но когда я читаю о XIX веке, мне там как будто бы все понятно. Но я никогда до конца, сколько бы я ни прочел, не могу представить, как это все работало на рубеже XIX и XX столетий: все эти странные любовные союзы, секс-коммуны, сектантские радения, сектантские, древнегреческие мистерии — все, из чего получались вдохновение, поэзия, красота. Тут есть что-то принципиально непознаваемое. Ну и великолепная литература, к которой хочется возвращаться, понять, из чего она выросла.
Вот еще что. У Александра Эткинда есть замечательная книга про хлыстовство и Серебряный век, про то, как все тогда готовились к апокалипсису. Гибель этого мира, его внезапное исчезновение придает особую прелесть эпохе. Неизвестно, насколько бы она была для нас привлекательной, если бы не закончилась так рано и так трагично.
Если представить, что ты мог бы попасть на один день в Петербург Серебряного века, куда бы пошел?
Очень сложно, конечно. Ну вот я точно на «Башню» к Вячеславу Иванову сходил бы и посмотрел, что из этого выйдет. Пошел бы с открытым сердцем, и вот что бы было там в тот день — радения, столоверчение, молитва древним богам, оргия, — в том бы и поучаствовал, доверился бы воле случая.
А что ты сам взял от этой эпохи?
С литературной точки зрения многое. Меня вдохновили на прозу Федор Сологуб и его «Мелкий бес», я читал эту книгу, наверное, раз пять, если не семь. Еще — Леонид Андреев, Мережковские, Лидия Зиновьева-Аннибал, даже «Огненный ангел» Брюсова. Безусловно, мемуары, их вольное обращение с фактами, сочетание документалистики с беллетристикой. Вот как у Георгия Иванова, но не только у него: он наглядно показывает фантасмагоричность того времени, смешивает очевидный вымысел с очевидной правдой.