Проще, когда есть богатые и бедные
Только сейчас, за пару недель до 199-летия со дня рождения Фридриха Энгельса, вдруг выясняется, что частная собственность и неравенство возникли совсем не так, как ему — да и всем нам — казалось
Недавняя статья двух экономистов, Сэмьюэла Болза из США (Нью-Мексико) и Чункё Чхоя (Южная Корея), проливает свет на происхождение богатых и бедных.
Тема богатых и бедных в наше время, когда запрещают спектакль «Чиполлино», не самая популярная, однако многие помнят те времена, когда о существовании социального неравенства (в чужих далеких странах) было принято говорить помногу и с удовольствием, начиная со школы, если не с детского сада. Привычное автору с детства объяснение примерно таково: сначала у людей было так мало всего хорошего и съедобного, что иначе как поровну делить это было бессмысленно, просто налетали и съедали дочиста. А потом, дескать, производительность труда возросла и образовались излишки. Тут уже возникла возможность эти излишки присвоить: так появились первые мироеды. Исчезнут они только при коммунизме, когда, наоборот, всего хорошего станет так много, что присваивать что-то опять станет бессмысленно.
У этого объяснения есть разные варианты, отличающиеся в основном эмоциональной окраской. Выше мы изложили левую, или коммунистическую версию, где неравенство рассматривается как неизбежное зло, которое искоренится по мере технологического прогресса. Другая версия — праволиберальная: там неравенство возникает не из жадности человеческой, а потому, что возникшие излишки можно инвестировать в будущее (например, оставлять часть зерна на посев). При этом само неравенство действует на социум бодряще: у бедных появляется мотивация работать лучше, чтобы стать богатыми — и при этом не только жировать, но и самим начать распоряжаться излишками.
Во втором сценарии никакого коммунизма в будущем не предполагается, потому что без неравенства не останется мотивации для прогресса. Однако так или иначе в основе лежат излишки материальных благ: нет излишков — нет богатеев, да и самой частной собственности тоже нет. Именно этот тезис и поставили под сомнение наши исследователи.
Хочешь — жни, а хочешь — куй
Надо сказать, что научные интересы Сэмьюэла Болза фокусируются на одном конкретном периоде человеческой истории — переходе к оседлому земледелию, или так называемой неолитической сельскохозяйственной революции, случившейся в Месопотамии примерно одиннадцать с половиной тысячелетий назад. Именно там люди впервые догадались загнать животных в стойло, а злаки собирать не где придется, а там, где сами их посеяли. Эта идея, как считалось, и стала тем технологическим скачком, который резко повысил производительность труда, так что у людей наконец появилось, чем владеть и что делить между собой не по-честному.