Право на смерть, часть 2: как закончить старость
Все больше стран разрешает своим гражданам уйти из жизни по собственному желанию. Во второй части — истории людей, решивших закончить свою долгую старость.
«Мама умерла в день моего рождения. Я выбрал этот день, но все остальное мама решала сама. Она родилась в 1922 году в Антверпене, где и прожила всю жизнь, вырастив двоих детей. Наш отец умер в 1984-м: у него обнаружили рак, очень агрессивный и стремительный. Ему было всего 65 лет. Мама думала, что ненадолго переживет отца, но ей пришлось пережить и собственную дочь. Моя сестра заболела в 2003 году, это снова был рак, и снова быстрый, сжигающий. Как и во время болезни отца, врачи просто сказали, что сделать ничего нельзя, — словно они сами приняли решение, а она покорно умирала. Но об эвтаназии тогда никто не заговаривал. Мама очень сильно переживала ее смерть и даже чувствовала себя виноватой в том, что сама живет так долго. Но в целом у нее была счастливая старость: она любила ходить в театр и встречаться с друзьями, часто виделась с внуками и правнуками.
Когда маме исполнилось 90, она почти перестала выходить из квартиры. Каждую среду ее навещала подруга, я приезжал два раза в неделю. Как-то в начале июля, когда мы сидели в ресторане, мама потеряла сознание. Мы с женой отвезли ее в больницу, и, очнувшись, мама сказала: «Дайте мне умереть, я прожила достаточно». В тот год она чуть ли не силой выбила из нас обещание, что, когда она потеряет независимость, мы поможем ей уйти из жизни. Конечно, мы предлагали ей жить вместе, но она и слышать не хотела о переезде.
Лечащий терапевт посоветовала маме переехать в гериатрический центр и, как ни странно, она согласилась. Я навещал ее три-четыре раза в неделю: мы ходили на прогулки, сидели в кафе, много смеялись. И все же она вскоре снова попросила меня помочь ей уйти из жизни — я сдался и пообещал записать ее к нужным врачам. Чтобы получить разрешение на эвтаназию, нужно пройти определенную процедуру: сначала найти доктора, который даст направление, затем встретиться с психиатром и еще несколькими врачами и подтвердить им свое решение. Много раз в то время мама задавала мне вопрос: «А ты сам этого хочешь? Ты согласен с моим решением?» Я не подталкивал ее ни к чему и не спорил, а только говорил, что это решение должно быть ее.
В ноябре 2015-го я попросил психиатра из Гента встретиться с моей матерью. Он приехал в Антверпен поездом в воскресенье, я встретил его на платформе, и мы поехали в дом престарелых. Я присутствовал при их разговоре, но не произнес ни слова: мама объяснила доктору, что для нее жизнь закончена и она хотела бы ее оставить. Психиатр записал это в отчет — он должен был засвидетельствовать, что это ее собственная воля.
У мамы не было неизлечимой болезни или невыносимых болей. Хотя ее общее состояние постепенно ухудшалось: она потеряла кратковременную память, ее беспокоил желудок, но от всех обследований она отказывалась. Доктора говорили: «Да вы до ста лет доживете!» — и это приводило маму в ужас. «Я не хочу жить до ста лет, отпустите меня», — отвечала она. На встрече с главврачом дома престарелых я вновь был молчаливым свидетелем. Вначале доктор сказал, что ей слишком рано умирать и они сделают все, чтобы ей помочь. Маму это обидело, она почувствовала, что ее не воспринимают всерьез: «Вы мне не верите, доктор». Тогда он заговорил в патерналистском тоне, но она опять его перебила: «Не надо мне лгать. Вы обещали помочь, а теперь отказываетесь». Доктор