Тюрьма-ТВ
Кто смотрит прямые трансляции из зоны
На каждой интернет-платформе, где есть прямые видеотрансляции, непременно найдутся зэки-стримеры. Эти парни ведут вещание из следственных изоляторов и тюрем, на вопросы 
«Где сидите?» иногда отшучиваются: «В детском оздоровительном лагере ”Аленка“», а иногда называют примерную локацию: «Карелия», «Под Харьковом», «Близ Николаева». В эфир они обычно выходят поздно вечером или ночью, видимо, когда все в их пенитенциарном учреждении успокаивается.
Роман вещает в соцсетях, где у него несколько аккаунтов. За решетку он попал в 21 год, сейчас ему 38. «Осталось сидеть меньше трех лет,— радостно сообщает.— Вот ищу невесту, чтобы было куда вернуться». И невесты имеются. Восторженные девушки шлют сообщения: «О, какой красивый мужчина!», подбадривают: «Ромочка, в 40 лет жизнь только начинается» и предлагают «приехать на свиданку». Редко кто интересуется, за что же Ромочка получил свои 20 лет. Да и сам он неохотно об этом рассказывает: «За преступление». На зоне он явно занимает какую-то хозяйственную должность, потому что по ночам сидит в подсобном помещении, слушает там музыку, отжимается, ест тульские пряники и запивает их молоком: «Кормежка у нас плохая, продукты сами покупаем и готовим на плитке». Роман часами рассуждает о литературе, политике, допинговом скандале — у него безлимитный интернет. Среди его постоянных зрительниц и совсем молодые девушки, и опытные матроны. Находятся и те, кто пытается привести в чувство этих разомлевших дам: «Он же наверняка кого-то завалил, тетки, с особой жестокостью! За что еще могут двадцатку дать, подумайте?». Женщины возмущаются, гонят правдоруба: «Проваливай отсюда!», «Рома, добавь его в игнор, чтобы больше не мешал!», «Вот есть же на свете такие злые люди, ужас!»
Евгений выходит в прямой эфир с мобильного приложения — ему очень нравится, когда девушки шлют ему «сердечки». Смайлики красиво порхают на экране вокруг преступника, а он делает вид, что целует каждый. «Пишите в WhatsApp! — призывает он своих поклонниц и время от времени отходит от телефона подальше, чтобы все могли оценить его обнаженный торс. Евгений находится в украинском СИЗО уже три года — он охотно показывает свою камеру-одиночку, почему-то оклеенную обоями в цветочек, телевизор, открытку в виде зайчика, еще один телефон на кровати. «Ты врешь! — пишут барышни,— это же обычная комната». Тогда Евгений раздвигает золотистые шторы — за ними железная дверь, через «кормушку» видны коридоры изолятора. Там ходит кошка. «Ой, какая киса! — радуются девочки.— Сколько тебе, говоришь, дали? Двенадцать лет? Убийство, угон автомобиля?.. Какой же ты красивый!»