Политбюро заседало два дня
На прошлой неделе ушла из жизни Нина Андреева. ее имя стало символом первой серьезной атаки на реформы Горбачева. Статья Андреевой в газете «Советская Россия» обозначила раскол во власти и обществе между сторонниками демократических изменений и сталинистами
Совершенно очевидно, что после прихода Михаила Горбачева к власти первая попытка отступить назад, вернуться к старым советским порядкам была предпринята не в 1991 году ГКЧП, а 13 марта 1988 года секретарем ЦК КПСС Егором Лигачевым и близким ему кругом руководства страны. Знаменитое письмо пятидесятилетней институтской преподавательницы Нины Андреевой из Ленинграда «Не могу поступиться принципами» было отнюдь не спонтанной акцией газеты «Советская Россия». Позже вспомнили, что за месяц до публикации Егор Лигачев стал демонстрировать повышенную политическую бдительность: говорил о «некоторых людях», которые изображают всю советскую историю «как цепь сплошных ошибок», на пленуме ЦК особо настаивал на «бдительности к идеологическому врагу»… Спустя какое-то время после публикации стало ясно и то, как она готовилась.
В своем письме Андреева защищала Сталина от «одержимых критических атак», ей не нравилось, что сторонники «леволиберального интеллигентского социализма» носятся с «самоценностью личности», она осуждала «духовных наследников Троцкого» и по традиции обвиняла во всем евреев и представителей некоторых других национальностей и социальных групп, а главное — ей категорически претили происходящие в стране перемены. Своим письмом преподавательница как бы отвечала на многочисленные вопросы своих студентов, чьи заблудшие сердца и умы «пленили псевдоперемены».
Позже стало очевидным, что послание свое Нина Андреева писала не одна, а, по ее же признанию, с «небольшой поддержкой мужа» — автора нескольких монографий о советском обществе, доктора философских наук. В своих воспоминаниях «Сумерки» Александр Яковлев напишет об этой паре, что за клевету и анонимки их пытались исключить из партии, но по не выясненным причинам за них в тот момент заступился КГБ. Сама же Андреева, объясняясь по этому поводу, сообщала «Московским новостям», что действительно разоблачала в своих письмах под псевдонимом недостатки в собственном институте, но, так как ее сигналы подтвердились, Ленинградский обком оставил ее в КПСС.
Поначалу Андреева разослала свое письмо в ленинградские газеты, но ни одна из них его печатать не стала. А вот когда оно попало в «Советскую Россию», орган ЦК КПСС, там радостно потерли руки. Что-то подобное здесь искали. Главный редактор «совраски», так называли это издание в журналистских кругах, Валентин Чикин был известен как консерватор, близкий Егору Лигачеву. Очевидно, что Чикин показал письмо своему патрону и после одобрения послал в Ленинград одного из редакторов привести письмо в окончательный вид для публикации. Позже сама Андреева заявляла, что ничего существенного это редактирование в ее текст не внесло. Горбачев же, например, придерживался другого мнения: «Когда я ее прочел,— говорил генсек своему помощнику Анатолию Черняеву,— сразу понял: не могла какая-то Нина Андреева, инженер-химик, написать такую статью. Это же платформа, манифест!»
Но как раз и расчет был на то, что ни Горбачев, ни Яковлев вовремя статью не прочтут. Утром в день публикации Горбачев улетел в Югославию, а Яковлев был с визитом в Монголии. Прочел статью Михаил Сергеевич уже на обратном пути из Белграда. Времени визита генерального секретаря оставшемуся на хозяйстве второму секретарю ЦК Лигачеву вполне хватило.
На следующий после публикации день «Московские новости», где я тогда работал, выходили в свет. Обычно в этот день главный не покидал редакцию, а тогда Егор Яковлев сначала на полдня исчез, а потом вернулся озадаченным. Где он был и что происходило, я узнал лишь позже. Утром руководителей центральных изданий неожиданно собрал Лигачев. Он хвалил письмо Андреевой, назвав его «мощным голосом партии», предлагалось изучить это послание и руководствоваться им.