Айболит-19
Минприроды РФ в конце февраля обнародовало список животных, которых нельзя содержать для личных или коммерческих нужд: это крупные хищники, ядовитые змеи, бегемоты, обезьяны (всего 42 названия). Казалось бы, зачем содержать животных, большинство из которых откровенно опасно? Хозяин приюта диких зверей и птиц «Спаси меня» ветеринар и зоозащитник Карен Даллакян на этот вопрос разводит руками: вы и не представляете, какими зверскими методами у нас зарабатывают на животных…
— Все эти цирки-шапито, контактные и передвижные зоопарки, где животные — просто товар, должны быть закрыты,— с порога заявляет 49-летний ветеринар «Огоньку». В Челябинске, где Карена Вачагановича знают как «доктора Айболита», лучшего друга всех зверей, к такой категоричности не привыкли. Но он настаивает.
— Почему? А я вам вот сейчас покажу Шрека — нашего слепого енота. Он пять лет «работал» — фотографировался со всеми желающими. Итог — катаракта от постоянных вспышек и слепота…
«Спаси меня» и его обитатели
Шрек живет в приюте «Спаси меня» с его основания — уже 4 года (3 года до этого он ютился у другого ветеринара, отказавшегося усыплять слепое животное). На новом месте у енота свой вольер: там минимум преград, но домик с лабиринтом все же поставлен — доктор Даллакян считает, что животному важно следовать инстинктам: больше двигаться и везде лазить. И пусть в случае Шрека личное пространство не разгорожено, но «столовую» со «спальней» и «туалетом» зверек никогда не путает и каждый день вовремя подходит к кормушке — на завтрак, обед и ужин.
Товарищи Шрека по несчастью и соседи по челябинскому приюту — рысь Марыся (попала в капкан браконьеров, осталась без лапы), лис Леня с плоскостопием и трехлапая пума Атос.
— Леню мы выкупили из контактного зоопарка, который организовали в подвале жилого дома в Челябинске,— рассказывает Даллакян.— Жители обратились к нам, мы приехали, а там волки, нутрия, лиса в тесном аквариуме, условия ужасные, звери истощены... Пришлось договариваться, собирать деньги — за всех животных заплатили 10 тысяч рублей, забрали в приют. У Лени из-за жизни в аквариуме развилось плоскостопие, он теперь не ходит, а ползает, в дикую природу не выпустишь… А пуму Атоса выкупили в частном зоопарке в Томске: он потерял лапу, когда его закрыли в одной клетке с леопардом — два хищника стали делить территорию, леопард оказался сильнее и оторвал Атосу лапу…
Два года назад этот томский зоопарк разорился, хозяин спился, а всех животных, которых еще можно было продать, растащили. Остались инвалиды и ненужные — больные, старые. Вот тогда томские зоозащитники отыскали челябинского Айболита в соцсетях и стали просить спасти тех, кого еще можно было спасти. «Увы,— вспоминает Даллакян,— поняв нашу настойчивость, разорившиеся хозяева взяли оставшихся животных в заложники — потребовали заодно погасить задолженность по аренде помещений». Почему не вмешивались городские власти и федеральные зоозащитники, теперь уже не узнать.
— «Выкуп» нам назначили в 270 тысяч рублей, плюс еще требовалось 47 тысяч на транспортировку и изготовление вольеров для животных,— вспоминает Даллакян.— Объявили сбор помощи и за несколько недель собрали нужную сумму. Помню, как 8 марта 2017 года колотил вольеры в Томске вместе с неравнодушными ребятами. Кстати, тогда же в Челябинск поехала и медведица Маня — ее вместе с откормленными и реабилитированными волками из местного частного зоопарка мы позже передали в горнолыжный центр «Солнечная долина» в Миассе. Там зоопарк, просторные вольеры. А наш приют — это, по сути, дом престарелых для животных и животных-инвалидов, которые доживают свой век после того, как пострадали от людей.
Как лечить от людей
Площадь этого «дома престарелых» около тысячи квадратных метров. В советские времена здесь базировались токсикологическая лаборатория и челябинский виварий (судя по всему, проверяли действие вакцин на животных). В 1990-х лабораторию закрыли, и помещения — два административных здания да гаражи, в которых держали животных для опытов,— опустели. Никто из челябинских предпринимателей не хотел арендовать жутковатое место даже под склады: не располагала ни аура, ни антураж — кругом бесконечная промзона, проводка — старая, помещения не отапливаются…
— Мы вышли на это помещение, когда искали место для приюта,— говорит Карен Даллакян.— Оказалось — федеральная собственность. Года два вели переговоры, чтобы получить его в аренду, я постоянно звонил в Москву, даже с Геннадием Онищенко познакомился… В 2015-м разрешили взять здания и гаражи в аренду на 5 лет для некоммерческих нужд. Так и возник приют.
На тот момент у доктора Даллакяна было 23 года ветеринарной практики и четкое понимание, что приютить всех, кого к нему приведут, он не сможет. «В ветклинике, которую я возглавляю,— рассказывает он,— мы все подсобные помещения оборудовали под временные вольеры. Потому что одно дело прооперировать, а другое — дать животному время и возможность реабилитироваться». К Айболиту, например, «пачками» несли сов — из-за застройки новых районов Челябинска и вырубки лесов хищные птицы стали прилетать в город. Многим требовалась медпомощь, а затем — передержка. Доктор даже пристраивал их в курятники у знакомых фермеров — селил в отдельные клетки, а затем выпускал на волю. То же и с лебедями — каждую весну в клинику привозили десятками пострадавших от браконьеров птиц. Для этих постояльцев требовалось больше простора, чем для сов, но Айболит мог предложить только кладовки. «Когда мы видели, что попавшее к нам животное — жертва жестокого обращения, то писали заявления в полицию,— говорит доктор.— Но их не принимали — нет, мол, такой статьи. Выходит так, что за свою жестокость по отношению к зверям люди могут не отвечать».