Стая товарищей
Я написала в Петербург и попросила отпуск за свой счёт. Заведующий отделением был, вероятно, не слишком доволен, но не стал возражать. Родственные связи важнее всего, это общепринято, что значительно упростило дело.
На самом деле я не уверена, что в моём пребывании в Москве есть хоть какой-то смысл. Анжеле не только не предъявили обвинений — у неё даже не взяли подписку о невыезде. Поэтому самым разумным было бы собрать вещи и уехать, благо ни о каком спектакле больше речи не идёт.
Собачки, конечно, милые, и будет жаль, если они пострадают ни за что. Но Анжела решительно собирается играть чеховскую Душечку: «Мы защищаем редких, ценных собак!». Пришлось волей-неволей принимать участие.
Юрий знакомит нас со своим адвокатом. Адвокат тощий и какой-то встрёпанный. Может, конечно, он от природы такой возбуждённый, а может, профессия влияет.
Моё появление адвокат воспринимает с энтузиазмом, но версию о трахеостомии — довольно вяло.
— Ваше выступление произведёт большой эффект в суде! Присяжные и так будут симпатизировать собачкам, а тут ещё вы расскажете, что видите своими глазами, какие они добрые и невинные. Эффект нейрочтения признан официальной наукой, нас не смогут обвинить в шарлатанстве. С другой стороны, чтецы — это редкость, присяжным будет любопытно.
— Не знаю, как это можно доказать... Если при вскрытии инородного тела в гортани не нашли... И похоже, его не нашли, иначе мы здесь не встречались бы.
— И не нужно! Главное — произвести эффект. А с вами мы его произведём обязательно. В принципе, можно вообще не упоминать об этой... как его... Слишком сложное слово, присяжные не поймут. Может, он ударил собаку, а она возьми да укуси... Главное — доказать, что Юрий не имеет к инциденту никакого отношения.
— Но ведь собаки — его работа. Он трудился над ними несколько лет, и если потеряет их...
— Не важно. Я его адвокат, а не его блохастых кабысдохов. Если Маргарита хочет, чтобы я защищал их тоже, пусть платит. Пока главное — доказать, что он не повысил искусственно их агрессивность и не запрограммировал убить Светлицкого. Вы ведь сможете это сделать, не так ли?
— Думаю, да.
— Вот и отлично! Из нас с вами должна получиться очень эффективная команда. Кажется, «эффект» — его любимое слово. Но при чём тут Маргарита? Надо спросить у Анжелы.
— Я смогу осмотреть арестованных собак?
— Да, конечно. Обвинение утверждает, что у них в головы вживлены электроды, а Юрий отдавал приказы на расстоянии по радио. Ну не бред ли?! Но это нам на руку — даёт возможность ввести вас в игру.
— А какой мотив?
— Что, простите?
— Какой мотив был у Юрия, по мнению прокурора?
— Представьте себе, ревность! Якобы Светлицкий подкатывал к Анжеле, а Юрий взревновал, разбушевался и тут же превратился в злобного безумного учёного, который науськал на соперника собак. Все эти фантазии говорят только о том, какая на самом деле у обвинения слабая позиция. Юрий вёл переговоры с Маргаритой Светлицкой. Она хотела финансировать его исследования и внедрение собак-товарищей в качестве помощников для инвалидов. Очень выгодное сотрудничество для обеих сторон. Убивать Светлицкого не в интересах Юрия.
— Когда я смогу увидеть собак?
— Думаю, очень скоро. Я вам напишу...
Когда я возвращаюсь в квартиру Анжелы, на панели над дверями меня хрипловатым голосом приветствует Марлен Дитрих:
Снова наступит тишина,
И к фонарю придёт она
Ко мне, Лили Марлен!
Значит, Анжела снова экспериментирует с автоответчиком.
— Привет, Аня, — кричит Анжела из гостиной. — Как дела?
Если она не вышла меня встречать, значит, скорее всего, чатится с Юрием. Вот и отлично!
— Всё хорошо, мы обо всём договорились. У тебя Юрий на связи?.. Юрий, а что за договор был у вас с Маргаритой? Ваш адвокат об этом упоминал...
Из динамика доносится сдавленное кваканье. Кажется, Юра не ожидал подобного вопроса.
— Э-э-э... она выразила желание стать генеральным спонсором нашего проекта.
— То есть спектакля? — переспрашивает Анжела. — Но разве она уже не...
— Не совсем спектакля. Сразу после премьеры она хотела закрыть театр и заняться дистрибьюцией моих собак.
— Почему я слышу об этом в первый раз?
— Потому что всё было на стадии переговоров, а ты работала в театре: там что знают двое, знают все.
— То есть ты мне не доверяешь?!
— Анжела, я же не лезу в твои отношения с агентом...
— Мог бы и залезть! Пожалуйста! Только тебе ведь не интересно! Я ведь наивная дура, идеалистка, витаю в облаках, и у меня нет секретов от любимого человека!
— Анжела, ты несправедлива! Я думал, мы договорились, что будем разделять личные отношения и работу.
— В самом деле? Что-то я такого не помню. Может, ты с кем-то другим договаривался?
Не дав Юрию ответить, Анжела разрывает соединение. Из динамика у дверей доносится голос Марлен Дитрих:
— Почти каждая женщина хотела бы хранить верность. Трудность лишь в том, чтобы найти мужчину, которому можно было бы хранить верность.
— Замолчи, дура электронная! — кричит Анжела.
— Помните, у ботов тоже есть чувства! — отвечает Марлен.
Анжела выбегает в коридор и запускает в панель тапком. Прежде чем бот успевает распознать звуковой сигнал и отреагировать на него, я выключаю динамики.
— Спокойно, Энджи, спокойно, злая тетя ушла.
— Ты мне тут ещё будешь остроумничать! — фыркает Анжела.
— Просто не знаю, как вести себя в подобных случаях, — честно отвечаю я. — Мне очень жаль, но я не знаю, как тебя утешить. Сказать, что Юрий того не стоит, значит поставить под сомнение твой выбор. Сказать, что это ерунда и всё пройдёт, значит обесценить твои чувства...
— Поэтому ты несёшь пургу?
— Ну да. Могу предложить лечиться чаем, как англичане. Давай сядем, я заварю чай, и мы подумаем вместе, что сейчас узнали и как это меняет общую картину.
— Мы узнали, что Юра — мерзавец. Как это меняет общую картину, понятно.
— Погоди, я не о том.
Мы идём на кухню, я ставлю чайник и начинаю искать заварку. Анжела со вздохом мне помогает. Я рассуждаю вслух:
— Юра сказал, что Маргарита хотела закрыть театр и заняться собаками как самостоятельным проектом. Если Светлицкий ей возражал, то у Маргариты появился мотив, а Юра и его псы стали бы идеальными исполнителями. Получается, они нас используют, чтобы замести следы. Я имею в виду Маргариту и Юру, разумеется, а не собак.
Анжела вздыхает:
— Хорошо бы, если бы так. Тогда мы их мигом прижучим!.. Но не получается. Дмитрий Евгеньевич никогда не пошёл бы против Маргариты.
— Он был такой подкаблучник?
— Ну да... Точнее, нет, не так. Он просто был очень мягкий, в жизни никого не обидел. Кстати, для режиссёра это плохо. Режиссёр, а тем более директор театра должен быть и человеком с воображением, и организатором, и диктатором. В воображении Светлицкого никто не сомневался, но вот заставить кого-то работать по-настоящему он физически не мог. Мне иногда кажется, он за собак так ухватился потому, что они всегда слушались беспрекословно и никогда не качали права. Он их вправду очень любил. Лариса даже ревновала. В шутку, конечно.
На следующий день мне приходит эсэмэска от адвоката. Он добился для меня разрешения на встречу с «собаками-убийцами». Тут же пишу ему, что необходимо подготовить для встречи. Хочу провести небольшой следственный эксперимент.
Собак-«преступников» держат там же, где и служебных полицейских псов, — за городом, в большом питомнике. Здесь у каждого пса есть тёплый домик с клеткой, а для выгула оборудовано несколько просторных вольеров. Но всё же, когда вижу местных обитателей, обращаю внимание на гипофизы, которые продуцируют адренокортикотропный гормон в больших количествах и, кажется, делают это постоянно. Псы находятся в состоянии хронического стресса, и это должно сказываться на их здоровье.
Тем не менее бордер-колли с серой шубкой «под волка», тоненькая и подвижная, сразу бежит ко мне знакомиться. Она встаёт на задние лапы, опираясь передними на прутья клетки, и звонко лает, пытаясь привлечь внимание. Я буквально слышу: «Господа, господа, это ошибка! Уверяю вас, мне здесь не место! Я — приличная собака и не сделала ничего дурного!».
Ирландский волкодав огромен и неожиданно изящен. У него песочно-рыжая жёсткая шерсть, длинные и тонкие ноги, и кажется, что он плывёт над землёй. Он тоже подходит к решётке, кладёт на неё усатую морду и печально вздыхает.
Шипперке отказывается выходить. Он забился в дальний угол клетки, свернулся в серый клубок и пристально наблюдает за людьми.
Прошу инструктора вывести собак на прогулку и организовать небольшую тренировку, дав несколько команд. Колли рада возможности побегать, остальные псы встревожены и недоверчивы. Тем не менее все подчиняются, когда инструктор сажает их на краю поля и командует: «Лежать!», «Стоять!», «Рядом!». Произнося последнюю команду, он тыкает пальцем в колли — она тут же оказывается перед ним, обегает вокруг и становится у левой ноги. Инструктор делает несколько шагов прямо, потом поворот на сорок пять градусов, ещё несколько шагов вперёд, потом назад, потом снова поворот. Колли следует за ним, почти шаг в шаг, как будто они танцуют танго. Инструктор идёт вперёд, знаком приказывает лечь — она ложится, а он продолжает идти. Поворачивается, знаком приказывает встать, сесть, снова лечь, снова сесть и, наконец, подзывает её к себе.