Болотные семафоры
Едва только схлынет апрель половодьями да обнажит притопленные песчаные гривы по ковылистым луговинам, и места эти будто бы замрут на день-два в ожидании какого-то события… Встреча воздушных масс где-то очень высоко вызовет вслед за паузой несильные ветра, которые сдуют накопленную за зиму мелкую пыль и увлекут с собой пойменную сырость. Уже изрядно пригревающее солнце как магнитом станет вытягивать молодую зелень из прошлогоднего сушняка, но тот ещё пошумит на ветру перед полным забвением прошедшего лета. Прилетающий с юго-запада ветер приносит сюда вместе с долгожданным теплом и некоторых запоздавших птиц.
Здесь, на верховых болотах, давно неистовствуют косачи-тетерева, заполняя открытый «эфир» предрассветными песнями; мелкие певчие радуют трелями в течение всего светового дня. Брачный период у большинства пернатых в разгаре, а у особо ранних в их уютных гнёздышках уже теплятся драгоценные яички. Среди запоздавших — дупеля. Эти очень изящные кулички появляются на верховых болотах незадолго до передней границы лета.
Будучи птицами перелётной формации, дупеля летят к нам, покрывая не одну тысячу километров, из жарких поясов экваториальной Африки и перед тем как окончательно занять свои позиции на гнездовых территориях, несколько раз останавливаются для жировки. В пути их могут застать и похолодания, и дожди. Тогда дупеля делают остановки для отдыха чаще, но всегда в зависимости от местных погодных условий. Финишируют эти птицы хорошо упитанными и отдохнувшими, тем не менее к брачному ритуалу они приступают далеко не сразу — окончательно приземлившись в наших краях, кулички рассредоточиваются по болотным кочкарникам и бугоркам. И когда на разрозненных полянах среди подсыхающих болот появляются «сигнальные» цветки куриной слепоты (лютика едкого), происходят их первые высыпки.
К этому времени я обычно уже заканчиваю фотографировать брачные турниры крупной боровой птицы — сначала глухарей, а затем тетеревов. С их глухих угодий — из Карелии или Ярославской области — возвращаюсь длинными путями и, как правило, попадаю на дупелиные высыпки. Оставаясь под сильным впечатлением от недавно увиденных баталий, не обращаю внимания на выпархивающих из-под ног дупелей. Мало того, ловлю себя на мысли: какие же ленивые и сонные птицы, эти дупеля! Выдёргивая из почвы личинок и бескрылых насекомых, болотные кулики двигаются крайне медленно, а насытившись, поджимают короткие ноги и ложатся тут же, между травяных пучков, уткнув длинный клюв в землю. Заметить их издалека и загодя почти невозможно, потому и приходится спугивать птиц шумным подходом.
Но как же я ошибался в отношении лености дупелей! Однажды на полпути от тетеревов домой, во время ночёвки, я стал свидетелем совершенно иного поведения неприметных, маленьких куликов в тёмное время суток, и потому остался тогда ещё на день и ночь на севере дальнего Подмосковья для наблюдения за фантастическим дупелиным током. И вот как было дело.
Поняв, что оказался точно у токовища, после полудня я быстро установил лёгкий матерчатый скрадок в том месте, где бугристая почва была свободна от лужиц и сырости, а высушенные и прогретые солнцем гривки стали дружно обрастать яркой зеленью. Промеж их нежных зарослей угадывались тончайшие ниточки-тропки, а на вершинках бугорков зелень была примята и кое-где даже вытоптана. Пара еле заметных крошечных перьев вблизи одного из бугорков окончательно подтвердили предположение: центр тока — именно здесь.
…Ещё один тёплый погожий день, завершая свой бег, дал сил многим птичьим семействам растить потомство. Яркие жёлтые трясогузки, нервно выцыркивая сигналы своим чадам, азартно кормили их стрекозами, а неутомимые коростели, охраняя гнездовую территорию, ревностно трещали — каждый строго на своей границе. Жуланы и чеканы на гнущихся под их весом осоках синхронно притихали в тот момент, когда над полем появлялся хищный лунь, но его охотничьи полёты быстро прерывались нападением вездесущих сорок, вылетавших из ивняков вдоль тихих речек. Охраняя свои соломенные гнёзда-мешки, сороки нападали не только на луня, но и на любой объект, угрожающий гнёздам. Не стал исключением и мой скрадок. Беспокойные сороки не раз облетали его, окрикивали, внимательно изучая, но к вечеру успокоились, решив, что моё укрытие не угрожает сорочьему потомству.