Вышел из тени
Один из самых ярких и одновременно темных персонажей сериала “Преступление и наказание”, вышедшего на Кинопоиске, — это Тень в исполнении Бориса Хвошнянского. Мы встретились с актером, сыгравшим, по сути, дьявола во плоти.
Экранизировать “Преступление и наказание” — задача амбициозная. Переместить действие романа в наши дни и добавить в него новых персонажей — идея еще более смелая (если не сказать наглая). И именно это сделали создатели сериала. Впрочем, Тень пришла в него не из ниоткуда. Герой Хвошнянского — это черт, с которым в другом произведении Достоевского беседовал Иван Карамазов и внешность которого автор словно писал с Бориса: “Господин или, лучше сказать, известного сорта русский джентльмен, лет уже не молодых, “qui faisait la cinquantaine” (“под пятьдесят”. — МТ), как говорят французы, с не очень сильною проседью в темных, довольно длинных и густых еще волосах и в стриженой бородке клином”. “Я сатана, и ничто человеческое мне не чуждо”, — говорил он Ивану. Но насколько не чужд этот темный образ вселенной Родиона Раскольникова?
Почему появление Тени было необходимо для сериала?
Мы все обладаем двойственной природой. Внутри каждого живет и адвокат, и прокурор. Скепсис, сомнение, предубеждение, изменение точки зрения, упрямство, признание или непризнание ошибок — это все голос с той “нефасадной”, теневой стороны. Почему бы не проявить эту “изнанку” Раскольникова, тем более что в произведениях Достоевского мистическая тема звучит так же отчетливо, как и психологическая? Тень — зеркало Родиона, его провокатор, искуситель. Тень — место, недоступное для света. И, кстати, в этом слове тоже четыре буквы, как и в слове “черт”. Неслучайно тень говорит словами черта, явившегося Ивану Карамазову. И я считаю, что такой заимствованный внутренний голос более чем уместен в нашем киноязыке.
Тень по Юнгу олицетворяет темные начала, которые есть в каждом человеке. С какими своими тенями боретесь вы?
Главные мои пороки — это лень и прокрастинация. Они распространяются на множество вещей: от только что пришедших на ум до давно планируемых. Я постоянно задаю себе вопрос: а может быть, я уже родился таким вполне себе пенсионером, который предпочитает засесть в шезлонге с книжкой в одной руке и бурбоном в другой, отсвечивать на морском берегу с утра до вечера и создавать благостные миры в своем воображении, поглядывая на горизонт? В общем, я борюсь с тягой к праздности, понимая, что она непродуктивна. Для убедительности самобичевания также скажу, что недостаточно активен в помощи ближним. И это тоже стараюсь изменить в себе.