Алексей Герман: «Отец не считал, что режиссеру нужно дружить с актерами»
Алексей Герман — дважды лауреат Венецианского фестиваля, сын знаменитого режиссера Алексея Германа и внук известного советского писателя Юрия Германа, режиссер фильмов «Garpastum», «Бумажный солдат», «Довлатов» и «Дело», рассказал нашему журналу о своей последней работе — картине «Воздух», о сложностях, которые прошла съемочная группа, а также о своем отце.
— Алексей Алексеевич, начнем с приятного. Ваш фильм «Воздух» участвовал в конкурсной программе Токийского международного кинофестиваля. И это в то время, когда российские картины не берут на международные киносмотры. Как вы там показались?
— «Воздух» в Токио прошел хорошо. Я не могу сказать, что все было идеально, случалось, люди побаивались с нами общаться. Не японцы, надо сказать. Но в принципе зрители смотрели наше кино с большим интересом. В основном складывалось ощущение, что процентов на девяносто зал заполняли японцы, по понятным причинам не все коллеги из Европы и Америки пришли на наш показ. В принципе, это первый фестиваль в моей жизни, когда, ничего не получив, я уезжал, абсолютно не расстроившись. Я изначально и не предполагал, что мы получим какой-то приз, хотя многие здесь говорили: раз взяли в конкурс, значит, что-то дадут. Я же был уверен: не дадут ничего.
Нас пригласили на фестиваль с картиной о советских военно-воздушных силах, сражавшихся с нацистами во время Великой Отечественной войны (достаточно вспомнить, что Япония тогда воевала на стороне гитлеровской Германии), с картиной, которая не играет в игру, что у всех участников тех событий: и у немцев, и у советских людей — была своя правда. В фильме нет ни намека на то, что все воевавшие оставались по сути прекрасными людьми, просто между ними почему-то случилось недопонимание.
В свое время я снимал картину «Последний поезд» на немецком языке, где интеллигентные немцы, попавшие на Восточный фронт, высказывали свое представление о войне, когда наконец стали понимать, что сражение проиграно, что они здесь занимались чем-то не тем, что незачем им было вообще приходить на российскую территорию. Фильм даже получил приз Венецианского кинофестиваля.
А «Воздух», как всякий военный фильм, как мне кажется, должен говорить о том, что испытывали военнослужащие Советской армии. А иначе его не снять. Он рассказывает о блокаде Ленинграда, о кровопролитной Сталинградской битве, он весь соткан из эмоций, ощущения героизма, боли потерь и ярости с нашей стороны. Поэтому то, что мы вообще попали с таким фильмом, да еще где много батальных сцен, на достаточно крупный кинофестиваль в нынешнем контексте, когда русскому кино приходится в мире довольно сложно, во всяком случае, уж точно трудно в Европе и Америке, это вообще чудо.
— Как пришло это приглашение, учитывая, что Япония сегодня не входит в число дружественных России стран?
— Могу рассказать. Мы прекрасно понимали, что у фильма, в международную судьбу которого инвесторы вложили немало денег еще в 2021 году и который очень многим нравится, нет шансов выйти в прокат в Европе в нынешней ситуации. И по совету одного нашего большого друга-европейца (не стану называть фамилию, чтобы ему не навредить) мы отправили просмотровку на Токийский кинофестиваль, и фактически сразу оттуда пришел ответ: нам очень нравится фильм, берем его в конкурс.
— Вы упомянули об инвесторах, они тоже из Европы?
— Нет. У картины есть крупный даже не инвестор, а партнер. Продюсеры фильма были абсолютно убеждены, что его ждет успешная прокатная судьба в мире, с учетом этого в съемки были вложены большие деньги и много частных инвестиций. К сожалению, сегодня возврат их представляется маловероятным. Сейчас уже можно сказать, что мы планировали выйти в прокат с «Воздухом» в Америке и очень верили в проект. Не случилось, но ничего страшного, уверен, что фильм со временем доберет в других странах. Да и рано или поздно все изменится, такова жизнь, нет ничего вечного, меняется история, меняется мир. К картине проявили интерес в Китае, огромное по численности население которого по-прежнему ходит в кино. Мы сейчас этим занимаемся, посмотрим, что получится.
— Как известно, «Воздух» снимался достаточно долго. А в какой момент у вас возникла идея обратиться к военной истории?
— Строго говоря, она возникла не у меня. Один человек предложил мне снять картину о девушках-летчицах, и я долго обдумывал предложение, потому что изначально не был уверен, что у меня получится сделать это достойно. За последнее время у нас вышло множество фильмов, касавшихся этой тематики. Много очень неудачных фильмов, которые, на мой взгляд, сделаны спустя рукава. Когда я вижу, что в кадре у летчика на построении не застегнута гимнастерка или пилоты носят американские куртки, которые появились в Советском Союзе значительно позже, или насколько безобразно плохо пошиты костюмы, или замечаю, как неумело сделаны самолеты и в кадре видно, что они фанерные, или наблюдаю стыдную компьютерную графику, хотя авторы фильма придумали объяснение: ой, мы специально так сделали, хотели, чтобы это было похоже на комикс, — у меня возникают вопросы.
В общем, я очень боялся, что со мной случится то же самое, и сначала довольно долго не соглашался, потому что не понимал, какую технологию надо использовать, не знал, как это снять по-другому. А потом согласился. И мы с Леной Киселевой сели писать сценарий. Лена — соавтор Андрона Кончаловского, работала с ним над сценариями фильмов «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», «Рай», «Грех», «Дорогие товарищи». Мы довольно неторопливо писали сценарий «Воздуха», потом я еще долго его модернизировал. И потихоньку придумал технологию съемок, потихоньку проект, что называется, поехал.
Нас ждала масса всяких сложностей, я не мог подумать, что в России нет самолетов Як-1 и Як-1Б «на крыле», их нет в принципе. У нас имеется много модификаций самолетов Як, но модификаций, летавших в 1941-м, 1942-м вообще нет в живых, их не осталось даже в музеях. Есть лишь более поздние модификации. Я не ожидал, что у нас или где-то поблизости нет «мессершмиттов» «на крыле». Я много чего не предполагал. Все это выяснилось, когда проект был запущен и отступать стало некуда.
В картине реально много эпизодов воздушных боев, бомбардировок, танковых атак. Но мы решили минимизировать компьютерную графику и пережили немало сложностей, придумывая, как это снять. Летающие Яки и «мессершмитты» отыскались в Чехии и Польше. Ребята придумали, что мы будем использовать LED-экраны. Тогда это было в новинку, тогда еще не вышел американский космический сериал «Мандалорец», снятый на LED-экранах. Мы это придумали и протестировали. Наш SFX-, CG- и VFX-продюсер Федор Журов разработал инжиниринг специальных устройств, которые поднимают полноразмерную модель самолета на большую высоту. Большая высота нужна затем, что самолет двигается, летит вверх, вниз, LED-экран тем временем проецирует изображение за кабину. Это не «зеленка», которую надо потом дорисовывать.
Мы все построили, начали снимать. Картина должна была быть летней, но оказалась зимней из-за задержек с финансированием. Я придумал тогда, что аэродром у нас расположится на льду озера, поскольку многие сцены фильма разворачивались на Дороге жизни блокадного Ленинграда. Мы все подготовили, много чего построили, в том числе пункты обогрева. Но та зима в Питере оказалась теплой, снег не лег, не стал лед. Соответственно пришлось переносить аэродром на берег, но в январе-феврале неожиданно разразился сезон штормов — сносило самолеты, нас затапливало. Мы строили взлетные полосы, их заливало водой. Из-за чудовищной погоды приходилось отменять съемки. Мы часто снимали и с самолетов, где были закреплены специальные камеры, но легли плотные туманы, начались аварийные посадки. В общем, огребли чудовищный погодный набор.
Дальше случилась пандемия. Мы остановились посреди снятой на 40 процентов картины, вынуждены были временно распустить группу, а это 250 человек. Ликвидировали декорации, отправили много реквизита в места, где он должен был храниться, и плотно встали. Карантин отменили, но летом мы ничего доснять не смогли, картина ведь была зимне-осенней. Потом мы поняли, что не можем снять настоящие исторические самолеты, потому что ковидные ограничения в Чехии продолжались дольше всего. Через какое-то время перестал выходить на связь один из пилотов Яка, который был принципиально важен в кадре. Через год мы перезапустились, но уже по другой технологии, решили все-таки добавлять компьютерную графику, когда поняли, что не сможем снять настоящий самолет. Надежда на это еще оставалась, но началась СВО, все связи были разорваны.
То есть картина с точки зрения производства оказалась крайне непростой. По большому счету, произошло все то, чего я боялся, поэтому так долго не соглашался ее снимать. Но поскольку мне уже не так мало лет и я отнюдь не дебютант в кино, заложил в бюджет такой процент резервирования, то есть наработки на отказ, что оставшегося ресурса хватило, чтобы завершить съемки. И создать фотореалистичные воздушные бои. Потом долго и мучительно монтировал фильм. Но наши усилия того стоили.
— Как выбирали актеров?
— Девочек искали по всей стране, пересмотрели множество актрис. Кристину Лапшину нашли в Омске, с Аглаей Тарасовой все понятно, Настю Талызину мне посоветовал Константин Эрнст. Было много дебютантов. В эпизодах у нас снимались курсантки академии МВД, академии МЧС, они больше похожи на девочек-летчиц, чем артистки, мне кажется, это очевидно.
Я долго думал, кто сыграет командира полка, потом сказал: а давайте попробуем Сергея Безрукова. Мне всегда казалось, что в нем есть какая-то неукротимая энергия и вообще он большой артист. Всегда относился к шуточкам в его адрес довольно неприязненно. И он действительно великолепно попробовался, в пару к нему, на роль его заместителя, мы позвали артиста Олега Гринченко из Хабаровска. С Леной Лядовой было сразу все понятно. Как и с Антоном Шагиным, мы уже работали вместе.
— Как известно, съемки — процесс нервный и непредсказуемый, режиссер посвящает своему детищу 24 часа в сутки и не имеет возможности отвлечься на что-то постороннее. Что вам потребовалось в себе мобилизовать, чтобы преодолеть все сложности?
— С одной стороны, когда снимаешь картину, ты в концентрации, ты упираешься и толкаешь. С другой — со мной работает прекрасная команда, хороший оператор, моя жена Лена Окопная, выдающийся художник, которая взвалила на себя огромный пласт работы, и если бы она этого не сделала, я бы картину не вытянул. Послушайте, снять фильм — это то же самое, что построить завод.