Месяц из тумана
В написанном специально для этого номера рассказе писатель Татьяна Замировская дополняет научные знания писательским опытом. Можно представить, что рассказ написан увлеченным исследователем мозга, сделавшим шаг в сторону метафизики.
Элеонора проснулась, открыла глаза. Туман, ничего не видно, за окном машины по-прежнему был лес, точнее, синяя частокольная полоса ровно плыла назад, и все это был лес.
Рядом спала девочка лет пяти, пристегнутая в детском кресле. Элеонора зажмурилась, снова открыла глаза. Она и выпила-то всего два бокала и не притрагивалась к сигарете, которую все передавали по кругу, но теперь тут эта девочка.
Элеонора осторожно пошатала детское кресло, девочка заворочалась и забормотала с неожиданно взрослыми интонациями:
– Еще нет, еще не надо.…
– Проснулась, что ли? – донесся голос с переднего сиденья. Обернулась и посмотрела на Элеонору злым зверьком. Так, еще одна девочка, но постарше, лет десяти. Элеонора подумала: с ней-то ничего подобного произойти не могло, но тем не менее вот, непонятное.
– Ты кто? – спросила она девочку.
– Конь в пальто, – ответила девочка и отвернулась.
Продолжал ровно шуметь двигатель, за окном проплывали ночные хлопья тумана, уже немножко взболтанные на коктейльный манер с янтарным, как яичный желток, автомобильным светом.
Элеонора осторожно потрогала водителя за плечо, он, не оборачиваясь, cказал:
– Рано ты. Поспи – еще час ехать.
Элеонора не знала этот голос и не знала этого водителя.
Девочек она тоже не знала.
Это были две взрослые девушки вообще-то, возмущенно подумала она. Лиза и Вероника. На даче Диминого друга мы праздновали весеннее равноденствие. Пили, курили эту сигарету по кругу, Элеонора не курила, она всегда боялась потерять контроль над мозгом. Готовили шашлык, пели под гитару «Гражданскую оборону». Там еще была чья-то волчья снеговая собака, мохнатая, как воротник. Лиза обнималась с ней на диване и дула ей в треугольное ухо, и Элеонора прикрикнула на нее: «Собакам нельзя дуть в уши, ты что, не знаешь?»
Так, Лиза.
Когда они уезжали, за ними увязалась Лиза. Элеонора не помнила, откуда Лиза взялась. Наверное, подруга хозяина дачи (Элеоноре понравился хозяин дачи, Димин друг, принесший ей стакан дымного грога с глухо, как косточка, постукивающей о запотевшие стенки палочкой корицы). Все, конечно, пищали: останьтесь, останьтесь. Но Диме утром надо было на смену, Элеонора не могла уехать без Димы, а Вероника использовала известное дачное правило «кто на ком приехал, тот на том и уедет». Дима заревновал, он наверняка заметил, как Элеонора смотрела на его друга, немного выпил, это Элеонора виновата, это все тот грог. Сказал: не пьяный, не волнуйтесь. Кто не хочет – пусть остается. И кинул гневный взгляд на Элеонору, и она подпрыгнула, словно обожглась, и закивала: да-да, поедем, конечно. Вероника быстро схватила сумку (Элеонора мысленно поблагодарила подругу: Вероника не осталась только потому, что поняла – будут ругаться, а она сгладит конфликт), а вот Лизу она толком не помнит. Лиза сидела на диване хитрая, как лиса, с волчьей собакой в обнимку – звериные сестрички. Лиза подожгла свой носок в камине, и запахло человеческим паленым волосом. Лиза в общей суматохе незаметно взяла из холодильника молоко и налила себе полный стакан, и добавила льда, и позвякивая этой шаткой арктической безмятежностью, проплыла титаником на диван. Лиза вышла в коридор и, впрыгивая в перьевую массу чего-то вроде унт, сказала: мне тоже туда, куда и вы, подвезете. Снежная принцесса, белая ледышка, будто вылепленная из тумана. Кто ее притащил, ей хоть восемнадцать есть?
Ехали сквозь туман, Дима молчал, Вероника всю дорогу болтала. Лиза очень внимательно смотрела в окно. Элеонору укачало на заднем сиденье. Она заснула.
А когда проснулась, обнаружила, что едет сквозь все тот же пористый, губчатый туман с незнакомым водителем вместо Димы и двумя незнакомыми девочками.
Наверное, ей подсыпали что-то в вино, подумала Элеонора. Поэтому люди кажутся ей младше себя самих или много старше (это про водителя – она успела заметить его помятый сорокалетний профиль).
– Лиза? Вероника? – негромко позвала Элеонора.
– Да, да, Лиза и Вероника, – устало сказала старшая девочка, глядя вперед на дорогу. – Эта песня хороша, начинай сначала. Да, все верно! Я Лиза, а она Вероника. Или она Вероника, а я Лиза. Обещаю, мы сменим паспорта. Вот только мне исполнится шестнадцать, я приду такая царица в паспортный стол и скажу: смените меня на Веронику!
– Даш, ну не начинай, у меня щас голова взорвется, – попросил водитель.
– Ну я не могу уже, – сказала девочка. – Так еще час ехать, да?
– Даша, я тебя прошу, – сказал водитель. – Сейчас ты первая начинаешь, между прочим. Помолчи, она заснет скоро.
– Ага, а потом проснется, – сказала девочка. – И мне снова выбирать, я Лиза или Вероника.
– Кто вы? – спросила Элеонора. – Где Дима?
– Давай ты заснешь, и потом. Когда приедем, – сказал водитель.
Элеонора подергала ручку двери. Дверь не поддавалась. Она подергала сильней.
– Да е*** же твою мать! – закричал водитель.
– Я же тебе говорила, что она снова будет ручку дергать! – завизжала девочка.
Вторая девочка, пятилетняя или младше, проснулась от криков и начала испуганно икать. К ее вискам прилипли маленькие потные рыжие кудряшки.
Первая девочка начала успокаивать вторую, протянув руку назад мимо Элеоноры.
– Тихо, тихо, – необыкновенно нежно проворковала девочка. – Чего это сестричка икает? Может, волчок из леса за ней сейчас придет? Когда икаешь, всегда волчок приходит. Волчок натренирован. Его обучали на этом звуке.
Элеонора прикинула: может, Вероника скрывала, что у нее есть младшая сестра – змеистая и тонкая, как белый чулок, Лиза? Да нет, какая сестра. Лизе понравился Дима – она посматривала на него с дивана. И когда Лиза увидела, что Дима уходит, – тут же вскочила, расплескавшись в сторону выхода, как опрокинутый стакан молока. Ведь по Элеоноре и Диме не было понятно, что они пара. Друзьям – да, было, но увидит ли посторонний? Ты, Лиза, посторонний, потусторонний, гневно подумала Элеонора. Она не надеялась, что Дима останется у нее, когда ее довезет, – обычно он придумывал предлоги поехать домой выспаться, и Лиза могла сказать: ой, мне немного дальше, Элеонора бы вышла около своего одинокого серого дома, а Лиза поехала бы дальше и осталась у Димы ночевать. И наутро проснулась бы и икала, видимо, все-таки начинала с шампанского, а уже потом молоком полировала.
Элеонора так рассердилась, что просунула руку под маленькую девочку и ущипнула ее за что-то мягкое. Девочка завизжала.
– Папа, я так не могу больше! – заорала старшая. – Она снова на нас набрасывается! Давай ее выбросим в лесу!
Элеонора поняла: опасность. Она забилась, засуетилась, начала путаться в рукавах.
– Норик, зайчик мой, – сказал водитель, – то, что я сейчас скажу, я уже семь месяцев говорю тебе много раз в день. Сейчас ты услышишь что-то такое, что полностью перевернет твой мир. Норик, я твой муж Деник. Я тот самый Димин друг, который тебе понравился на той вечеринке. Мы начали встречаться после того, как Дима тебя бросил, поженились через два года, у нас родились две дочери, Дария и Александра, а потом ты заболела, тебе сделали сложную операцию на мозге, чтобы спасти жизнь, и спасли, но у тебя повредилась кратковременная память, поэтому ты помнишь только то, что было десять-одиннадцать минут назад. Для тебя это звучит как полный шок, но поверь, ты испытываешь такой шок 30–40 раз в день, по количеству десятиминуток, разбитых периодами сна, который для нас всех, скажем честно, благословение и счастье. И вот еще важное: по какой-то причине твоя долговременная память остановилась не на тех днях, когда обнаружилось, что у тебя в голове опухоль, а на вечере, где мы с тобой познакомились, но такое бывает. Тем более что опухоль, наверное, уже тогда была – просто маленькая, ее можно было найти разве что на МРТ. Поверь, все постепенно восстановится. Тебе очень страшно, что ты не помнишь последние двенадцать лет своей жизни, и ты мне не веришь, но тебе всегда одинаково страшно, когда ты слышишь это, потому что всякий раз ты слышишь это впервые, и всякий раз не веришь, но и к этому я тоже привык, для меня это рутина, видишь же, как я быстро и спокойно это все проговариваю монотонными интонациями, как реклама по радио. Потому что, Норик, я повторяю эти слова каждый день много раз, и я знаю про все твои возможные и невозможные реакции – они одинаковые, но самая спокойная реакция у тебя тогда, когда я говорю, что это все сегодня уже происходило, и ты искренне удивляешься, но я спокоен, и мое спокойствие тебе передается, потому что я привык, что для тебя это в первый раз, ко всему в жизни привыкаешь, даже к самому ужасному, так что теперь мое общение с тобой включает этот ритуал знакомства каждый день по кругу, и я в общем-то смирился с тем, что ты на меня смотришь впервые и не можешь поверить, что эти две девки – твои и мои, но да, это наши девки, они дико классные, поверь, и Дашка тоже, ты понимаешь, она так страшно злится, потому что очень тебя любит и не может до сих пор это принять, детский психолог сказал, что она так защищается агрессией.
– Боже ж мой, – сказала Элеонора. – Я не верю ни слову, пусть и признаю, что…
– Что у меня действительно какой-то провал в памяти, – хором с ней продолжил водитель.
– Да, провал, – закивала Элеонора. – И у меня нет причин вам верить, но поскольку сама я вспомнить ничего не могу, я…
– Я вам поверю, потому что на данный момент мне проще принять навязанную мне картину мира, – хором с ней продолжил водитель. – Норик, милый, видишь же, я знаю сценарий слово в слово! Ты снова не поверишь, но человек, когда думает, что произносит какие-то слова впервые, всегда произносит те же самые слова, которые произносил в прошлый раз, особенно если он забыл прошлый раз. Я даже думаю написать про тебя диссертацию, но это надо поступить на психологию, а мне уже сорок два, я старый.
– Сорок два? – в ужасе переспросила Элеонора. И правда, совсем старый. – А что случилось с Лизой и Вероникой?
– Мама, я тебя прошу, перестань про них спрашивать! – заорала девочка Даша. – Каждый сраный день! Просто считай, что ты попала в такую вселенную, где за упоминание имен Лизы и Вероники тебя выбрасывают одну в лесу!
– Но они же существуют? – беспомощно спросила Элеонора.
– Б***, Вероника к тебе сто раз приезжала, мама! – закричала девочка. – И ты с ней всякий раз обсуждала эту поездку в машине, и нихера это не помогло! Да она на прошлой неделе у нас была! Думаешь, ее это все не достало?