Танцы в Аничковом
При дворе Николая I царили весьма необычные порядки. Светские законы странным образом сочетались тут с военным уставом. Причём сочетались на удивление гармонично.
Одно можно сказать с уверенностью: государь император Николай Павлович любил порядок. Одним из проявлений беспорядка была социальная неопределённость. «Поэт» — это что? Вот взять Державина: министр юстиции, действительный тайный советник, II класс Табели о рангах. Это понятно, это достойно, такому не грех и стихи писать…
Или Иван Иванович Дмитриев — тоже министр (и тоже — юстиции!), сенатор, член Государственного совета. Василий Андреевич Жуковский — преподаватель русской словесности высочайшим особам, императрице и цесаревичу, надворный советник. Карамзин — официальный историограф, действительный статский. Княжнин с Давыдовым, даром что бумагу марают, — и вовсе боевые генералы, у каждого по «Георгию» за личное мужество!
А с Пушкиным выходило нехорошо, беспорядочно. Начиналось прекрасно: окончил элитарный, специально созданный для подготовки госслужащих лицей (так себе окончил, без блеска, но всё же…), определён служить по Министерству иностранных дел в 10-м классе, наравне с выпускниками университета. Дальше — сплошные мучения, откровенная насмешка над службой и присягой, волокита и волокитство, закономерно закончившееся увольнением от дел и ссылкой в имение.
Вопреки расхожему мнению, Николай Павлович умел быть терпеливым. Когда считал нужным. В случае с Пушкиным он, по-видимому, понимал, что имеет дело с первым поэтом России, иначе откуда бы взяться знаменитому «Я буду твоим цензором»? Но мало было дать царю поэтов в цензоры просто царя; нужно было встроить его в систему.
Каждому чину — своё время
31 декабря 1833 года (даты приводятся по старому стилю) императорским указом титулярный советник Пушкин был высочайше пожалован придворным званием камер-юнкера. Как дневник Александра Сергеевича, так и воспоминания знавших его людей свидетельствуют, что он пребывал по данному поводу в обиде и раздражении; вот, например, запись: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталия Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau» (маркиз де Данжо, как сообщают комментаторы, — «автор мелочной придворной хроники последних лет царствования французского короля Людовика XIV»). Писать мелочную придворную хронику Пушкину не хотелось.
«Брат мой... впервые услыхал о своём камер-юнкерстве на бале у графа... Орлова. Это взбесило его до такой степени, что друзья его должны были отвести его в кабинет графа и там всячески успокаивать. Не нахожу удобным повторить здесь всего того, что говорил с пеной у рта разгневанный поэт по поводу его назначения». Лев Пушкин (запись Якова Полонского)
Отчего же перспектива приобрести славу придворного бытописателя столь угнетала самолюбивого Пушкина? Разве двор этот не был блестящ?
Пушкина обременял мундир, а Николай был чрезвычайно чувствителен в этом вопросе. Раздражала молодость большинства равных с ним в чине: «… Конечно, сделав меня камер-юнкером, государь думал о моём чине, а не о моих летах — и верно не думал уж меня кольнуть». Да и двор, к которому теперь предстояло регулярно являться, тоже не радовал.