«Он Ленина на *** послал!»
Автор романов о 1937-м, по праву занимающий место среди великих писателей-лагерников — Солженицына и Шаламова, Юрий Домбровский до сих пор остаётся самым малоизученным и малопрочитанным среди них. Совсем недавно были открыты ранее неизвестные материалы третьего уголовного дела 1939 года, включая редкое тюремное фото. Публикация из готовящейся первой книги биографии.
…Третьего ареста он ждал в 1937 году, однако его арестовали уже после ежовщины — в 1939-м, и этим объясняется сравнительная мягкость происходившего: Домбровского не затоптали сапогами, хотя орали и угрожали так же. В жалобе Генеральному прокурору СССР, написанной много лет спустя, уже после того как Домбровского посадят в четвёртый раз (подшита к делу 1949 года), он начнёт рассказ о подоплёке третьего ареста с того, как в 1936-м его судили за организацию незаконных платных курсов по подготовке в вузы и техникумы: «...и Суд меня оправдал; но МГБ Казахстана эту свою неудачу (задета честь мундира!) уже не могло позабыть. Я переехал в Москву, но за мной вдогонку следует докладная записка Алма- Атинского Обл. Отдела НКВД <...> арест по настоянию Алма-Атинских органов ничем нельзя было бы объяснить, если бы не то, что ещё в 1936 г., тотчас после Суда и моего оправдания, я не стал объектом шантажа: <...> преподаватель русского языка в Школе для взрослых, где я был директором, предложил мне стать секретным сотрудником НКВД Казахстана».
Это ещё не вся подоплёка. Домбровский умалчивает о том, что в конце 1936 года, спустя всего несколько месяцев после суда и отказа сотрудничать с «госужасом», репрессии коснулись семьи его первой жены Галины Жиляевой-Шуевой, с которой он жил вместе в квартире её родителей. Началось громкое групповое дело о троцкистах на Турксибе (Туркестано-Сибирская железная дорога), и прямо перед Новым годом забирают тестя, он работал старшим инженером паровозной службы. Его обвинят как троцкиста-диверсанта и приговорят к расстрелу. Вслед за тестем арестовали тёщу — якобы знала, но скрывала.
Не было тогда более страшных слов, чем «Троцкий» и «троцкизм», а Алма-Ата, как известное место ссылки опального наркома перед его выдворением из страны, теперь должна была окончательно очиститься от его невидимых следов. Но Домбровского в 1937 году не тронули, хотя литературоведы в погонах уже давно плели для него цепь из доносов.
Открываем дело №0072 (№03504 — архивный), самое важное дело, потому что именно оно и посадка 1939 года послужили основой для большого романа. Читаем оперативные клички осведомителей: Цицикарец, Лермонтов, Иванов, Нероид, Рикминский, Розов, Гарин, Рахманов, Шалом, Искра… Так почему же Домбровского не арестовали тогда, когда с ним ещё можно было сотворить всё что угодно? Берегли для другого масштабного процесса, скажем, о троцкистах-литераторах?
Но пока Домбровский на свободе, ему 30 лет, он успешный молодой писатель, по крайней мере, в Казахстане его литературная судьба начала складываться: был издан первый роман «Державин», послуживший билетом в Союз писателей, печатают стихи, статьи и рецензии. Вдобавок есть постоянная работа — в Центральном музее, который он опишет в романе. Здесь же будет работать и главный герой — тридцатилетний историк Георгий Зыбин, его альтер эго.