«Дела» врачей
Есть ли кто ближе к телу правителя, чем личный врач? Во все времена придворных лекарей ценили, многие из них достигли высокого положения, но, как гласит пословица, «близ царя — близ смерти». И если самые талантливые придворные медики обогатили своими открытиями науку, то в историю вошли громкие процессы над их неосторожными или просто неудачливыми коллегами.
Трагически завершилась медицинская карьера Родриго Лопеса, придворного врача английской королевы Елизаветы I. Он был повешен, живьём выпотрошен и четвертован в Тайберне 7 июля 1594 года. Обычно подобной изуверской казни в Англии подвергали преступников, осуждённых за государственную измену, а Лопеса обвинили в попытке отравить королеву и передаче секретных сведений её врагам.
Сама Елизавета считала своего врача невиновным и приговор о смертной казни не подписала. Но в тёмном деле Лопеса были замешаны интересы самых влиятельных фигур двора. Врач «слишком много знал» и к тому же владел монополией на импорт аниса в Англию, получить которую жаждали многие. После задержания Лопес находился в Тауэре и считался арестантом королевы — его не могли ни казнить, ни освободить без её согласия. Тогда враги врача применили хитрость. Без ведома Елизаветы узника перевели в тюрьму, на которую не распространялась юрисдикция королевы, и казнили. Своё отношение к Лопесу Елизавета выразила тем, что вернула его вдове всё конфискованное имущество.
Не менее печально сложилась судьба Иоганна Фридриха Струэнзее, лейб-медика датского короля Кристиана VII. Этот монарх был психически болен, и Струэнзее, став любовником его супруги Каролины Матильды, заменил Кристиана и в постели, и в управлении государством. Против поднявшегося на немыслимую высоту придворного врача сложилась враждебная придворная партия, а прогрессивные реформы, проводимые им чрезвычайно круто, нажили немало врагов. Был организован заговор, Струэнзее арестовали, обвинили в «оскорблении величества» и обезглавили 28 апреля 1772 года.
В России первое широко известное «дело врачей» произошло при Иване III. Из летописей до нас дошли сведения о двух придворных лекарях — немце Антоне и венецианском еврее Леоне. Иван III как-то «одолжил» немца-лекаря касимовскому царевичу Даньяру, чтобы тот вылечил его сына царевича Каракучу. Это не удалось, царевич скончался, и родственники умершего заподозрили в его смерти злой умысел врача. Никаких доказательств они не привели, но великий князь безоговорочно принял сторону обвинителей. Испуганные иностранцы, самым авторитетным среди которых был Аристотель Фиораванти, строитель Успенского собора Кремля, решили уплатить татарам большой выкуп за попавшего в беду лекаря. Сородичи Каракучи согласились принять деньги и тем закрыть дело. Однако Иван III распорядился иначе и несчастного Антона увели к реке, где зарезали под мостом «яко овцу».
Судьба другого врача Ивана III также сложилась трагически. Наследник престола Иван Молодой мучился «камчугом» (то ли подагрой, то ли какой-то кожной болезнью). Лекарь Леон заявил, что берётся исцелить князя и ручается за его выздоровление головой. Скорее всего, он счёл болезнь тридцатидвухлетнего князя неопасной. Лечил же её прикладыванием «скляниц» с горячей водой. Но Иван Иванович умер и голову Леону отрубили. Вполне возможно, что лекарь не нёс ответственности за смерть наследника и тот пал жертвой династической борьбы. Смерть Ивана Молодого открывала путь к престолу потомству второй жены Ивана III — злой «гречке» Зое Палеолог, и молва именно её обвиняла в смерти молодого князя.
Гибель лекарей Леона и Антона не испугала их европейских коллег, и они продолжали прибывать в далёкую Московию, где им предоставлялись выгодные условия и щедрое содержание. Врачи приезжали со своими семьями, помощниками и слугами (российским подданным было запрещено служить у иностранцев). Придворным медикам платилось немалое жалованье, давалось поместье с крестьянами и выделялся обильный провиант для прокормления самого лекаря с семейством и его прислуги. Практиковались и единовременные вознаграждения дорогой одеждой, тканями и соболями. Было издано и специальное распоряжение о том, чтобы «ни один медик не дерзал, под опасением ссылки, пользовать вельмож без именного приказа государя».