На маленьком плацу
Как один лейтенант довел целую империю до политического кризиса
110 лет назад националистическая выходка одного немецкого офицера привела сначала к местному бунту, затем к протестам по всей Германской империи, а после к парламентскому кризису. Рассказываем, как развивалось цабернское дело и чему оно научило остальной мир.
Глава первая, в которой эльзасский городок попадает в заголовки мировых газет
В конце ноября 1913 года внимание мировой общественности было приковано к событиям в небольшом городе Цаберн, расположенном на границе Эльзаса и Лотарингии. Сотни газет по всему миру — от США до Австралии и России — пестрели заголовками «Немцы подавляют эльзасский бунт», «Резня в Цаберне», «Немецкая диктатура штыка». Заметки сопровождались фотографиями с пустыми улицами и военными патрулями на площадях. Хотя никакой резни в действительности не было, в маленьком провинциальном городе на окраине Германской империи действительно творились странные вещи: военные хватали на улицах людей, запирали их в подвалах казарм, на главной площади были выставлены пулеметы, жителям запрещалось без необходимости выходить из дома, стоять на улице и даже просто смеяться. Снимки явно достались газетам непросто: патрули ловили фотокорреспондентов и уничтожали негативы. Город находился на осадном положении, вся жизнь была подчинена власти военных. А началось все с рядового на первый взгляд происшествия.
28 октября 1913 года лейтенант 99-го пехотного полка 20-летний Гюнтер Фрайхерр фон Форстнер, разнял на полигоне драку между новобранцами, после чего во время воспитательной беседы заявил, что если уж кому приспичит помахать кулаками, то стоит делать это не в казармах, а выйти в город и побороться с местными. «Если кто-то при этом заколет вакеса, то получит от меня 10 марок»,— добавил лейтенант. 6 ноября новость об инциденте появилась в газетах Elsasser и Zaberner Anzeiger, из них же стало известно, что слово «вакес» — грубое и националистически окрашенное обозначение эльзасцев — лейтенант использовал публично не впервые, а однажды и вовсе заставил местного рекрутера в наказание за провинность прилюдно скандировать «Я вакес, я вакес». Все это прямо противоречило уставу: запрет на употребление этого слова был введен за десять лет до того. Но главное — добавляло напряженности в отношения между местным населением и военными, и без того непростые.
Эльзас и Лотарингия были аннексированы Германией у Франции в 1871 году во время франко-прусской войны. Для Франции потеря стала национальной трагедией — что в дальнейшем подтолкнуло страну к вступлению в Первую мировую. Для самих Эльзаса и Лотарингии аннексия тоже оказалась болезненной: население тяготело к Франции, лояльности к Второму рейху не проявляло и всячески сопротивлялось германизации — отстаивало свою национальную идентичность, пользовалось французским языком для внутренней коммуникации и служило молебны за воссоединение с Францией. Германское правительство, с одной стороны, пыталось задобрить местных, расширяя самоуправление, с другой — опасалось национального сопротивления и наращивало в регионе военный контингент. К 1913 году Эльзас и Лотарингия были буквально нашпигованы армией: здесь квартировалось 80 тыс. офицеров и солдат — такой концентрации военных не было ни в одной другой области империи. В Цаберне при населении менее 9 тыс. человек размещалось два батальона — почти 2 тыс. солдат. Заняться в провинциальном городе им было особенно нечем, поэтому в пивных часто происходили стычки с местными. Что рано или поздно стычкой дело не ограничится, было понятно каждому. Город жил ожиданием большого конфликта, и слова лейтенанта Форстнера дали ему старт.